Они сидели одни за столом в буфетной, отделенной вазами-светильниками от Мраморной столовой, обычно предназначавшейся для праздничных обедов в особо торжественных случаях. Наташа угадала символический смысл, скрытый в этом выборе. Александр явно стремился придать их встрече как можно больше значительности и важности. И за всем этим чувствовалась подготовленность, ей стало понятно, почему цесаревич не открыл ей свое присутствие сразу, как приехал. Александр хотел обставить свидание по-особому, среди высоких колонн белоснежного каррарского мрамора и под покровительством бога Эрота, натягивающего свой лук.
После завтрака Александр выразил желание проводить ее до комнаты, и Наташа не решилась более обижать его. Но когда у дверей в отведенные для нее покои Александр не сдержался и сделал движение войти, Наташа спокойно, но твердо попросила цесаревича оставить ее. Александр замер на минуту в нерешительности, потом сдержанно поклонился и ушел.
Он дал распоряжение седлать ему рысака и готовить карету, доставившую Наташу в Гатчину. Когда подвели коня, наследник без раздумий вскочил в седло и только тогда оглянулся. Он знал, что окна Наташиной комнаты выходят на плац, и еще какое-то время гарцевал в надежде увидеть в окне знакомый силуэт. Но Наташа, действительно стоявшая у окна, предпочла скрыться за складками массивных штор с ламбрекенами и про себя умоляла наследника уехать как можно скорее. Наконец Александр понял всю тщетность своих попыток попрощаться с ней и пришпорил коня.
Вскоре Наташа увидела, как к крыльцу подали карету, и поспешила к выходу. Она не желала более ни минуты оставаться в Гатчине. И едва лишь она занесла носу над ступенькой лесенки, чтобы подняться в салон, откуда ни возьмись, налетел леденящий ветер и нагнал с севера плотную череду туч, напрочь заслонившую легкое утреннее солнце. Все вокруг тут же лишилось своего очарования и воздушности. А дворец, снискавший себе репутацию форпоста, снова показался Наташе мрачным и холодным.
Наташа вздохнула: «Вот и сказке конец», и громко велела кучеру: «Трогай!»
Вернувшись во дворец, Наташа первым делом явилась к императрице и испросила у нее дозволения покинуть двор, дабы уехать к своему жениху. Нельзя сказать, чтобы этой новостью Александра Федоровна была слишком огорчена, хотя и оценила по достоинству смелую борьбу Наташи против желания императора пополнить ее именем список своих фавориток. Императрица немного обиделась на свою любимицу за то, что она не открылась ей прежде всего и не прибегла к ее помощи. И. что еще усугубило охлаждение государыни — это сообщение о том, что Александр действительно влюбился в княжну Репнину, переданное ей Николаем.
Императрица пожелала Наташе поскорее забыть придворную суету и отдохнуть от кривотолков и сплетен на лоне природы в кругу будущей семьи. И милостиво разрешила навестить принцессу Дармштадтскую.
Мария ждала ее, но проявлять своих истинных чувств не стала. Мария успела подружиться с этой умной и глубоко порядочной девушкой, и поэтому ни за что на свете не рассказала бы ей о только что состоявшемся у нее разговоре с Александром.
Наследник, приехав из Гатчины, навестил ее и заговорил об условиях их будущей совместной жизни. Он недвусмысленно и не очень корректно дал понять Марии, что не может изменить свой характер, и ей либо придется принимать его таким, каков он есть, или навсегда отказаться от мысли стать его женой. Да, он влюблен, он почти всегда влюблен, а сейчас предмет его желаний — княжна Репнина. И он не теряет надежды завоевать ее, из чего Мария тут же сделала вывод, что Наташа не ответила на его чувства. Это чуть-чуть уменьшило боль от услышанного, но принцесса тоже решила не сдаваться и сказала в ответ, что принимает его условия. Александр был этим несколько удивлен — он не ожидал от Марии подобной стойкости. И они договорились…
— Вы на меня сердитесь, Ваше высочество? — заволновалась Наташа, не увидев прежней открытости в поведении Марии.
А разве у меня нет на то причин? Вы заставляете меня пережить весь этот кошмар с розыгрышем. Вы оставляете меня накануне свадьбы, бросая в руки ненавистной Нарышкиной. И вы, счастливая, едете к своему жениху, чтобы жить с ним в любви и согласии, в то время как мне больше не на что надеяться…
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего, я пошутила, — сквозь слезы улыбнулась Мария. — Идите и будьте счастливы. Мне, разумеется, будет вас не хватать, но так лучше для вас.
— Мне бы очень хотелось сохранить нашу дружбу! Радоваться удачам, делить с Вами трудности. Простите, что не смогла помочь подготовиться к приему, не сердитесь на меня.
— Вовсе нет, вы так многому меня научили, что теперь… Теперь я готова к любому… приему. Мне действительно жаль, что ты уезжаешь, Натали. Не забывай меня! И пусть эта вещица принесет счастье тебе и твоему жениху.
— Вы так добры ко мне, Ваше высочество, — растрогалась Наташа, принимая из рук принцессы одну из ее самых любимых камей.
— Все-все, хватит! — оттолкнула ее руку Мария. — Иди, иначе я расплачусь, а мне не позволено выглядеть хуже моей главной фрейлины.
Но на этом переживания принцессы не закончились, вслед за пришедшей проститься Наташей в ее покои явился Жуковский. Он любезно приветствовал обеих дам и сообщил, что хотел бы откланяться.
Василий Андреевич только что виделся с государем и получил от него весьма неприятное известие и тут же последовавшее за ним важное секретное задание.
— Вот, почитайте, — Николай подал Жуковскому бумагу, на которой было помечено «Срочно, лично в руки».
— Что это? — Жуковский надел круглые очки в тонкой оправе и пробежал взглядом текст.
Один из тайных инспекторов Третьего отделения по вопросам Польши доносил Его сиятельству графу Бенкендорфу, что до него дошли слухи о побеге дворянки Ольги Калиновской, бывшей фрейлины императрицы Александры Федоровны. Есть сведения, что упомянутую Калиновскую признали на одной из застав на польском тракте, где она изволила менять лошадей. Однако именем называлась чужим, и есть сомнения, что этим псевдонимом она еще раз воспользуется.
— Итак, я полагаю, она уже в России, — процедил сквозь зубы Николай.
— Этого можно было ожидать. Столь страстная натура вряд ли станет мириться с потерей возлюбленного.
— Как вам кажется, Василий Андреевич, какие шаги способна предпринять столь непредсказуемая особа? Не попытается ли она первым делом обзавестись доверенным лицом при дворе?
— Вполне возможно. Но ее ближайшая подруга фрейлина Репнина, насколько я знаю, только что просила о своей отставке и отбывает в поместье к своему жениху, князю — Долгорукому.
