Ознакомительная версия.
– Я не врач, – на всякий случай напомнил лейтенант. – Обратитесь к мэтру Вуайэ.
Это было как раз то самое имя, которое вчера назвал ему Андре.
– Лекарь говорит, простуда, – не унимался рыжий. – Лихорадка. Погода-то сегодня какая скверная! – он зябко передернул плечами, кутаясь в плащ. – А у вас камзол расстегнут.
Де Фобер открыл рот. И молча его закрыл.
Ибо на какой-то миг самым натуральным образом лишился дара речи. Похоже, после истории с органом Блез в благодарность пытается о нем «заботиться». Только этого не хватало.
– И плащ совсем тонкий, – продолжал органист тоном сварливой маменьки.
– Знаете что… любезный… – пробормотал Эме, морщась, – моя матушка умерла, когда мне было четырнадцать. Сейчас мне двадцать восемь, и я давно уже не нуждаюсь в няньках, которые застегивают мне камзол. Это понятно?
И, не дожидаясь ответа рыжего, пришпорил лошадь. Тот так и остался стоять посреди двора с укоризненным выражением на веснушчатом лице.
Ворота гвардейцам отворили беспрекословно. Монах-привратник при этом даже поклонился. Видимо, преподобный де Билодо, пораздумав, сменил гнев на милость. И то правда, зачем лишний раз ссориться с Мазарини. Кардинал сейчас в фаворе. Пока.
Зима решила дать весне последний бой. По земле змеилась поземка, а снег был совсем не такой, как, например, на Рождество – мягкий, пушистый, неторопливо летящий с небес. Нет, мелкий, острый и колючий, словно колотый лед. А проклятый ветер при каждом новом порыве загонял тысячи этих крохотных злых иголок то за шиворот, то в рукава, а то и слезящиеся от холода глаза людей.
– Ну и метель, – пробурчал Трюдо, опуская поля шляпы. Вчерашний кровоподтек под глазом гвардейца превратился в роскошный синяк.
– К обеду распогодится, – бодро заявил Эме. – Ветер разгонит тучи. Еще солнцем успеем полюбоваться на закате.
На самом деле он далеко не был убежден в своих словах. Но тут, как говорится, главное уверенность в голосе. Остальное неважно.
– Давайте-ка для начала позавтракаем в Бюре-сюр-Иветте, господа.
До города было недалеко, а мысль о жарко пылающем камине и поросенке, исходящем соком на вертеле, в состоянии согреть человека даже в снегопад. Неожиданно де Бовиль предостерегающе поднял палец.
– Слышите?
Сквозь мутную пелену снега и правда доносились приглушенные ветром голоса.
– Чертыхаются, – удовлетворенно заметил Трюдо.
– Будешь тут… чертыхаться. По такой погодке.
А вскоре на фоне белесого неба и такой же белесой земли проступили темные очертания опасно завалившейся набок кареты. И силуэты троих бедолаг, которые, всячески помогая себе ругательствами, пытались вытащить экипаж из грязи.
– Завязли господа, – тихо позлорадствовал де Бовиль, морщась от очередной порции снежной крошки, обжегшей щеки.
– Чего радуешься? – Трюдо оказался гораздо более дальновидным, чем приятель. – Господа завязли – нам вытаскивать…
Когда поутру принцесса Конде выглянула в окно, первой мыслью было: «Сам Господь препятствует моей глупой затее». Над Парижем безумствовал снегопад. Одна беда – Шарлотта-Маргарита всегда была упряма. Даже в отношениях с Богом. Чем больше препон жизнь ставила на ее пути, тем настойчивее делалась эта женщина в достижении цели. Если, еще поднимаясь с постели, принцесса сомневалась, стоит ли мальчишка, сбежавший от нее семь лет назад, поездки в Беруар, то сейчас она была твердо уверена, что осуществит свою задумку. Назло собственным сомнениям, людской молве и погоде.
Сборы были недолгими – только самое необходимое. В попутчики – кучер и двое лакеев, из особо «преданных», тех, что всегда держат язык за зубами. Бандитов Шарлотта-Маргарита не опасалась, полагая, что герб Конде на дверце кареты защищает лучше, чем дюжина шпаг и мушкетов. Это имя было слишком хорошо известно во Франции, чтобы кто-то из проходимцев рискнул поднять руку на особу королевской крови. Единственное, что не приняла в расчет женщина, – матери-природе нет дела до гербов. Когда до Нуази было уже рукой подать, случилось непредвиденное. Карета, угодив колесом в подмерзшую на ветру грязную канаву, осела набок. Судя по последовавшему за этим скрежету и удару, от которого спокойная дремота герцогини в один миг обернулась жестким падением с сиденья, ось не выдержала рывка, и колесо попросту отскочило.
– Матье?! – экипаж накренился так, что Шарлотта судорожно вцепилась в дверцу, опасаясь, что та сорвется и она, дочь констебля Франции Монморанси, во всех своих украшениях и нарядах вывалится прямо в ледяную грязь. – Матье, что происходит?!
– Мы застряли, ваше высочество! – голос кучера был зол и испуган одновременно. Матье прекрасно понимал, что сил всего трех мужчин явно недостаточно, чтобы спасти карету. И что суровая хозяйка шкуру с них спустит за эту оплошность.
Так что появление на дороге шестерых всадников слуги Конде восприняли не иначе как милость Господню. И тут уж, как говорится, не до цвета мундиров.
– Что у вас случилось, господа? – спросил Эме. И только потом разглядел герб – характерный голубой щит с тремя золотыми лилиями и красной полосой между ними. Лейтенант невольно стиснул зубы. Кого еще занесло в Нуази на этот раз? Неужели самого принца Генриха? Нет, не может быть. Мужчина, окажись он хоть трижды принцем, не стал бы отсиживаться в экипаже, дожидаясь, пока слуги вытянут его из канавы. Значит…
Порыв ледяного ветра ударил ему в лицо, но де Фобер не почувствовал холода.
«Ты хотел, – съязвил он мысленно, – принять должность при дворе и при этом надеялся никогда не встречаться с одной из первых дам королевства?..»
– Колесо, сударь, – голос кучера вывел шевалье из оцепенения. – Тут ремонта на несколько минут, если бы только мы могли поднять карету.
Лейтенант понимающе кивнул и спешился. Гвардейцы с унылыми физиономиями последовали примеру командира. Им предстояло забраться почти по колено в стылую грязь только для того, чтобы оказать услугу особе королевской крови. Вот незадача. К тому же принцы и принцессы как раз из тех, от кого никогда не дождешься благодарности.
Для девяти мужчин дорожный экипаж, даже с женщиной внутри, – небольшой груз. К счастью, Матье не солгал. Когда карета оказалась на твердой земле, он, как и обещал, мигом ловко приладил на место злосчастное колесо.
– Благодарю вас, шевалье де Фобер.
Эме не мог видеть лица женщины, только неясный силуэт за задернутым занавеской окном. Но он сразу узнал принцессу, услышав глубокое грудное контральто. Формальную фразу благодарности. Простой лейтенант вряд ли может рассчитывать на большее. Удивительно, что она все еще помнит его имя.
Ознакомительная версия.
