Через несколько секунд молчания Билл смущенно сказал:
— Со мной все в порядке. Майкл. И я надеюсь, что ты тоже будешь счастлив.
— Думаю, что это маловероятно, — неожиданно сухо произнес Майкл.
— Почему? — спросил Билл и осмелился добавить: — Синтия Стендиш — чудесный человек, и… я думаю, она любит тебя.
Майкл не знал, что ему ответить, просто не мог найти подходящих слов. Ему показалось, что Билл говорит слишком смело.
Он даже чуть было не сказал ему, чтобы он не лез не в свое дело, но встревоженное выражение лица Билла сказало Майклу, что тот сделал это замечание только из дружеского чувства.
Взяв сигарету из пачки. Майкл помял ее в пальцах и наконец сказал:
— Ты помнишь Дэвида?
— Еще бы не помнить! — ответил Билл. Его явно удивил этот вопрос.
— Я любил Дэвида, — взволнованно произнес Майкл.
— Мы все его любили, — ответил Билл.
— Ты, наверное, знал его лучше меня, — сказал Майкл, — вы с ним жили в одной палатке. Ты ведь говорил мне, что он был хорошим человеком, так ведь?
— Отличным, — подтвердил Билл. — Он мне очень нравился, и мы прекрасно друг с другом ладили. У него не было недостатков… ну, если не считать того, что он не пропускал ни одной юбки.
Майкл, откинувшийся было на спинку стула, вдруг выпрямился.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросил он требовательно.
— То, что женщины почему-то так и вешались ему на шею, — ответил Билл. — У него вечно были интрижки то с одной, то с другой.
Майкл вскочил.
— Почему я об этом ничего не знал? — гневно спросил он.
— Не знал? Боже мой, Майкл, ты, наверное, единственный человек в лагере, кому ничего не было известно о похождениях Дэвида! Остальные до смерти ему завидовали.
— Я не имел об этом ни малейшего понятия, — сказал Майкл, — ни малейшего…
Он настежь распахнул окно. Ему вдруг стало душно.
— Бедный Дэвид, — продолжал вспоминать Билл. — Он чертовски весело проводил время! Мы все были не святые, что касается женщин, но до него нам было далеко. Кого только у Дэвида не было! И девушки, и замужние, и даже подружки каких-то местных шишек. Помню, была у него одна…
Майкл жестом прервал его рассказ.
— Спасибо тебе, — резко сказал он, — жалко, что я не знал об этом раньше.
— Почему? Разве это так уж важно? — спросил Билл. — А потом, ты всегда относился к таким вещам слишком уж серьезно. Вот ребята тебе ничего и не рассказывали. Мы-то все были не ангелочки, я уже тебе говорил. Конечно, мы тебя любили, но ты… как бы это сказать… никогда не был для нас своим… в некоторых вещах.
Часы на камине пробили одиннадцать. Билл встал с кресла:
— Теперь мне пора спать. Доктор не велел засиживаться допоздна. Тебе что-нибудь еще нужно. Майкл?
— Нет, спасибо.
Билл ушел, а Майкл уселся за письменный стол. Он достал стопку бумаги и взял ручку.
Подперев голову руками, он смотрел прямо перед собой. Что он мог сказать? Он ни на секунду не сомневался в правдивости слов Билла. Теперь он знал правду. И его поступок показался ему еще отвратительнее.
Почему он посмел диктовать женщине, которую никогда до этого не видел, как строить отношения с мужчиной, любившим ее. Даже если Дэвид действительно испытывал к ней глубокое чувство, никому не позволено приказывать женщине, кого ей любить, а кого нет.
Он оскорбил женщину, которую любил и которая, как он надеялся, любила его.
Что он может сказать в свое оправдание? Словами извинений не обойтись. Он должен придумать что-то более действенное. Он хотел Синтию, он нуждался в ней. И знал, что не сможет жить без нее!
Вдруг Майклу стало понятно, что он должен предпринять, и он выскочил из комнаты с поспешностью человека, готового немедленно действовать.
Захлопнув входную дверь, Майкл вскочил в машину, развернулся и помчался по дороге.
Въездные ворота «Клэверли» были открыты. Он миновал их, не сбавляя скорости. Только у самого дома притормозил, остановился в тени огромного дуба и выключил мотор.
Майкл неслышно подошел к дому. Трава скрадывала звук его шагов. Он должен увидеть Синтию сегодня же ночью. Если будет нужно, перебудит весь дом.
Он вспоминал беседу за обедом, когда Синтия упомянула об аромате роз, который доносится в ее комнату из окна. Это было подсказкой.
Он догадался, с какой стороны дома может быть ее комната, так как уже видел розарий.
Майкл немного постоял среди роз и посмотрел на окна наверху.
Луна светила ярко, и через секунду его глаза отыскали одно открытое окно. Он подобрался ближе и встал прямо под ним. Он увидел, что занавески открыты, и через мгновение рассмотрел, что кто-то сидит у окна.
Некоторое время он стоял не двигаясь, но и наверху не было никаких признаков жизни.
«Нужно попытать счастья!» — приказал себе Майкл и тихонько позвал:
— Синтия!
Луна осветила лицо Синтии, свесившейся через подоконник.
Она посмотрела вниз и, узнав Майкла, запинаясь, произнесла:
— Чего… вы… хотите?
— Мне нужно поговорить с вами.
— Нет… Майкл. — Ее голос был едва слышен.
— Синтия, послушайте, мне нужно поговорить с вами.
— Уже поздно. Вы… должны уйти.
Синтия выпрямилась, и он увидел, что она в ночной сорочке. Майкл почувствовал, что она собирается закрыть окно, и порывисто сказал:
— Синтия, вы должны выслушать меня! Это важно, очень важно…
Девушка стояла неподвижно, и Майкл понял, что она не знает, что ей делать.
Он стал быстро взбираться по стеблям глицинии, хватаясь за изогнутые ветви и упираясь ногами в каменную стену.
Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы добраться до окна Синтии. Протянув руку, он ухватился за подоконник.
Синтия стояла у окна, прижав руки к груди.
— Майкл! Вы можете… упасть! — воскликнула она.
Он перепрыгнул через подоконник, отряхнул руки от пыли и встал перед ней. Его поразило, какая Синтия маленькая и хрупкая. Он увидел, что она плачет.
— Синтия, — робко произнес он. — Я пришел просить прощения.
Он шагнул к ней и с болью в сердце увидел, что она отстранилась.
— Синтия, ты должна простить меня, — умолял он, — я все понял. Я пытался победить глубокое чувство к тебе, полагая, что, любя тебя, оскорбляю память Дэвида. Только сегодня вечером, когда я вернулся домой, Билл рассказал мне правду о нем. Конечно, что бы я ни думал о Дэвиде, у меня не было права осуждать тебя. Но ты должна простить меня. Ты должна позволить мне доказать, что я… люблю тебя. Я люблю тебя, Синтия, — хрипло повторил Майкл. — Ты мне нужна больше… больше всего на свете.
Ответа не было. Вместо этого Синтия медленно отошла и села у окна.
Он видел ее нахмуренные брови и опущенные уголки губ. Вдруг он упал на колени рядом с ней. Его лицо оказалось на уровне ее лица.
— Синтия, — прошептал он, — пожалуйста, Синтия, прости меня.
Его голос прозвучал так умоляюще, что, сама того не желая, она повернулась и посмотрела на него. Теперь лунный свет позволил ей увидеть желание и мольбу в его глазах.
Она долго смотрела на него, а потом плача прошептала:
— Майкл!
Очень осторожно он обнял ее.
— Послушай, моя дорогая, — сказал он, — я люблю тебя всем сердцем. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Только ты сможешь помочь мне, а нам предстоит столько всего сделать. Ты можешь полюбить меня?
— Ты же знаешь, что я… люблю тебя, Майкл. Да, люблю… — шептала она, — и ты должен знать, что именно ты заставил меня увидеть, какой пустой и бесполезной была моя жизнь раньше.
— Ты — женщина, о которой я мечтал всю свою жизнь!
Майкл прижимал ее к себе все крепче и крепче. Он чувствовал, как бешено колотится ее сердце рядом с его собственным, видел, как приоткрылись ее губы, а в глазах впервые загорелся огонь желания.
— Я обожаю тебя!
В этот момент Синтия со стоном повернулась и опустила голову на плечо Майкла.
Он неистово сжал ее в объятиях, и она услышала, как он шепчет ей на ухо:
— Ты моя, моя навсегда.
