Николас вытянулся на кровати рядом с ней. Жаклин попыталась отодвинуться от него как можно дальше, но на кровати была впадина, и она перекатилась обратно прямо на него. Николаса это позабавило.
— Остается вопрос, что делать с твоим ртом.
Жаклин презрительно взглянула на него.
— А что ты можешь? Только опять сунуть в него кляп.
— Вот тут ты ошибаешься. — Он вновь взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал ее в губы.
— Не смей! — Она попыталась отвернуться.
— По-моему, я это заслужил. Я так хорошо себя вел сегодня… — Он снова поцеловал ее таким долгим поцелуем, что у нее перехватило дыхание.
Жаклин ничего не могла поделать. Руки и ноги ее связаны, лицо он крепко держит в ладонях, а поцелуи его так нежны, что у нее щемит сердце. Блэкторн, видимо, решил не насиловать ее, а совратить. И она должна просто показать ему, что из этого ничего не выйдет.
Но ведь он ничего и не требует от нее, довольствуется тем, что держит ее в объятиях и покрывает ее лицо поцелуями. Жаклин чувствовала, что внутри у нее поднимается какая-то горячая волна. «Отвращение», — сказала она себе.
Жаклин закрыла глаза, чтобы не видеть его, стараясь унять бешено стучащее сердце. Но когда его губы вновь приблизились к ее губам, нежно лаская их, она не выдержала и, застонав, начала отвечать на его поцелуи.
«Боже, что же я делаю?!» — опомнилась Жаклин. Из ее груди вырвался мучительный вопль, и она вновь попыталась оттолкнуть Блэкторна. Но хотя губы его были нежны, руки оставались жесткими и властными.
— В чем дело, Жаклин? — пробормотал он. — Боишься, что тебе это может понравиться?
У него на губах были следы крови — по-видимому, с ее губ, истерзанных его жесткими поцелуями, — и ей вдруг захотелось стереть эту кровь своими поцелуями. Все происходило как в забытьи, где нет места здравому смыслу, чести, возмездию, где прошлое мешается с будущим. Во всем мире не существовало ничего, кроме этих жадных губ.
— Если ты меня еще раз поцелуешь, я убью тебя! — взорвалась она.
Николас покачал головой:
— Я это уже слышал, мой ангел. Пожалуй, мне следует поспешить, пока ты этого не сделала.
— Изнасиловать связанную женщину?
— Нет, дорогая. Совратить женщину, которая сама не понимает, ненавидит ли она меня больше всех на свете или любит страстной любовью, которую так и не сумела перерасти.
Он внезапно отпустил ее, поцеловав последний раз, и растянулся во весь рост на кровати. Жаклин чувствовала рядом с собой его тело, горячее и напряженное. Она еще раз попыталась отодвинуться от него — и снова скатилась назад.
— На твоем месте я бы этого не делал, — раздался в темноте его голос. — Твоя девственность под очень большой угрозой. Если ты и дальше будешь сваливаться на меня, я могу пожалеть о своем благородном поступке, единственном за двадцать лет.
Жаклин затихла. Девственность… Смех, да и только! Ей вдруг захотелось рассказать ему о том, что ее девственность давно растаяла, как прошлогодний снег. Но ведь это значит выдать Блэкторну лицензию на право прикасаться к ней. А она этого больше не перенесет. Николас Блэкторн — умный человек и, видимо, понял, что ее можно совратить лишь лаской. Странно, что он прекратил свои домогательства. Может, он на самом деле не хочет ее так уж сильно? Дай-то бог. Игра в кошки-мышки, не более того…
Но Жаклин помнила, как было напряжено его тело, когда он навалился на нее. Да нет, это желание! Конечно, только с его стороны.
Ей вдруг снова захотелось плакать, но она строго сказала себе, что подобная роскошь не для нее. Если она заплачет, он начнет ее успокаивать. Понятно, каким образом…
Нет, она не пошевельнется, затаит дыхание, уймет стук сердца. Он уже не тот красивый юноша, в которого она когда-то влюбилась. Не тот ангельски привлекательный молодой человек, чья нежная улыбка предназначалась только ей, когда он брал ее маленькие руки в свои, сильные и большие. Не тот, кто так смотрел на нее, что она пугалась и радовалась одновременно. Этого юноши никогда и не существовало. Она его придумала.
Николас Блэкторн — монстр, он издевался над ней перед ее отцом, отказался от ее любви, обрек ее семью на несчастья и гибель. Игрок, пьяница, волокита и убийца! Блэкторн виновен во всем ужасном, что случилось с ее жизнью, и, если она убьет его, все встанет на свои места…
Глупость какая! Смерть Николаса Блэкторна не вернет ее родителей, не вернет ей спокойную идиллическую жизнь. Не вернет Луи, какой бы ужасной ни оказалась его судьба. Не вернет ничего из того, что она потеряла. И смерть не заполнит черную яму в ее душе, которую сейчас заполняет жажда мести.
Ей следует отказаться от мщения. Оставить его в покое. Ей следовало бы раньше понять, что груз возмездия не для ее хрупких плеч. Николаса Блэкторна при всех его грехах не сравнить с Жан-Люком Мальвивром. А воспоминания о нем, мертвом, убитом ею, будут преследовать ее до самой могилы, а может, и дальше…
Жаклин вдруг услышала какие-то странные звуки и с изумлением поняла, что ее враг просто мирно похрапывает, забыв о ней, о всех ее муках и бедах. Ей захотелось ударить его ногой, а потом скатиться с кровати и попробовать убежать со связанными ногами — может, ей как-то удастся допрыгать до границы. Но она сказала себе, что не должна рисковать. Ведь он предупредил ее, что будет, если она разбудит его. Нет, ей придется лежать рядом с ним, таким теплым во сне, и терпеливо ждать.
Жаклин закрыла глаза. «На минуту, не больше», — пообещала она себе. На соломенном матрасе не было подушки, ей ничего не оставалось, как положить усталую голову на его плечо.
Блэкторн пошевелился во сне, прислонил ее голову к своей и откинул ей волосы с лица. «Он ведь никогда не вспомнит об этом наяву, — уверяла себя Жаклин, проваливаясь в сон. — Он так привык спать с незнакомками, что эти движения просто автоматические».
Она уже почти спала, когда ей показалось, что на губах у него появилась улыбка. Улыбка, в которой впервые не было насмешки…
«Все складывается на удивление удачно, — решил Энтони Уилтон-Грининг. — Мы отменно быстро продвигаемся и примерно через день настигнем Николаса Блэкторна в его предполагаемом убежище».
По дороге они несколько раз останавливались на весьма приличных постоялых дворах, и им давали на смену, когда это требовалось, неплохих лошадей. Присутствие мисс Биннерстон вполне можно было переносить, так как она все время спала, как кошка, часов по двадцать в сутки. Его личный слуга, как всегда, старался быть как можно более незаметным, и Эллен постепенно успокоилась. К вечеру первого дня пути она уже беззаботно болтала с ним, как в те старые добрые времена, когда была неуклюжим подростком и эта ее щенячья любовь не вторглась в их славные приятельские отношения.
