Как только граф открыл дверь, три спаниеля короля Чарльза подняли голову, а затем с лаем и визгом радостно бросились к нему.
– Добрый день, бабушка Аделаида, – сказал он, пересекая комнату.
– Рейк! – воскликнула его бабушка. – Это в самом деле ты, или я вижу призрак? Я не видела тебя столько времени, что думала, что ты уже умер.
Граф улыбнулся:
– Нет, я жив, – ответил он, – и приехал попросить вас об услуге.
– Я должна была догадаться, что ты не приедешь, если тебе ничего не нужно, – едко сказала графиня.
Граф поднес ее руку, тяжелую от драгоценностей, к губам и затем поцеловал в щеку.
– Не спрашиваю вас, бабушка Аделаида, как вы живете, – сказал он, – я никогда не видел, чтобы вы выглядели лучше, чем сейчас.
– Лесть вас никуда не приведет, молодой человек. Я сердита, и для этого есть все основания.
– Я был очень занят, – сказал граф, – и поэтому вы должны простить мою невнимательность.
– Не понимаю, почему бы я должна тебя прощать?
– Только потому, что вы единственный человек в мире, которому я могу довериться в этот момент. Вот почему я приехал к вам с просьбой.
– Что же на сей раз? – спросила графиня недовольным голосом. – Если это опять эмигранты, то я их больше не желаю. Последние, которых вы привезли, были совершенно невыносимы. Они жаловались на все на свете, а дети разбили два моих лучших блюда с короной Дерби.
Эту старую историю граф слышал уже много раз. На самом деле он возместил стоимость этих блюд, но об этом факте его двоюродная бабушка регулярно забывала.
– Французская революция некоторое время назад окончилась.
– Но теперь во Франции этот монстр Наполеон, – фыркнула старушка. – Он способен на все.
– Не монстр Наполеон занимает меня в данный момент, – сказал граф, – а Цирцея Лангстоун.
– Цирцея Лангстоун?
Голос графини прозвучал громче, чем раньше, а ее глаза зажглись от любопытства.
Она сочла бы жизнь невыносимой, если бы не могла быть в курсе всех скандалов и сплетен высшего общества, и каким-то непонятным образом ей это удавалось.
Граф вкратце рассказал ей, что произошло, понимая, что графиня наслаждается каждым словом его рассказа.
– Конечно, я слышала об этой женщине, – сказала она. – Я даже знаю, что ты называешь ее Змеей Сатаны; по-видимому, это очень точное определение.
– Я тоже так думаю, – сказал граф. – Но теперь я хотел бы просить вас позаботиться об Офелии какое-то короткое время, пока я смогу убедиться, что подобные вещи снова не произойдут.
– Каким образом ты собираешься это сделать? – спросила графиня.
– Я скажу вам позже, – ответил граф, вставая, потому что услышал шаги за дверью.
– Мисс Лангстоун, миледи, – объявил Доус, и Офелия вошла в комнату.
Она слегка нервничала, но граф увидел, что она привела в порядок свои прекрасные волосы и смыла с лица дорожную пыль. Она выглядела очень юной, совершенно весенней и в то же время немного испуганной и встревоженной.
Спаниели короля Чарльза бросились к ней, и она нагнулась, чтобы их погладить; граф подошел, встал с ней рядом и взял ее за руку.
Он подвел ее к окну через всю комнату, и когда они остановились перед графиней, сказал спокойным голосом:
– Могу ли я, бабушка Аделаида, представить вам Офелию Лангстоун, мою будущую супругу.
Некоторое время спустя, оставив Офелию с двоюродной бабушкой, граф направлялся в сторону Беркли-сквер.
На его губах играла улыбка, по которой Джейсон понял, что он доволен собой, но разговаривать ему, очевидно, не хотелось, и они ехали молча.
Граф вспоминал удивление в глазах двоюродной бабушки, когда он представил ей Офелию, и изумление в глазах Офелии.
Затем оно сменилось сиянием счастья, преобразившим ее лицо. Страх, беспокойство, напряжение – все исчезло, словно бы сметенное солнечным лучом. И когда она посмотрела на него, он подумал, что ни одна другая женщина не может быть столь прелестной.
– Мой дорогой мальчик! – воскликнула графиня. – Почему же ты не сказал мне об этом! Я и не подозревала! Боже, как я рада!
– Я счастлив, что доставил вам удовольствие, – сказал граф.
– Удовольствие! – повторила графиня. – Последние десять лет мы не могли дождаться, чтобы ты наконец женился!
Она протянула руки к Офелии:
– Подойдите ко мне, дитя мое, и расскажите, как это вы оказались такой умной, что заполучили этого самого неуловимого и самодовольного холостяка во всей стране?
– Не нужно смущать Офелию, – вмешался граф, чтобы избавить ее от необходимости отвечать. – Она жила у Нэнни, и Нэнни наговорила ей столько всего, что сейчас я, может быть, герой всех ее снов и мечтаний. Мне не хотелось бы ее разочаровывать.
– Ну, я думаю, что только ты один можешь это сделать, – ответила графиня.
Граф легкой улыбкой и поклоном дал ей понять, что ценит остроту ее языка.
Во время небольшого ленча, поданного только для него и Офелии, потому что графиня уже поела раньше, Офелия все время посматривала на него с недоверием, как будто бы весь мир перевернулся у нее перед глазами, и она не понимала, что теперь ей делать. И одновременно в ее глазах читалось, что это чувство было для нее невыносимо волшебным.
Перед самым отъездом, когда графиня в сопровождении Доуса отправилась на свое обычное место в салоне, они остались вдвоем.
Он ничего не говорил, стоял и смотрел на нее, а она спросила неуверенным голосом:
– Вы действительно... подразумеваете именно то, что сказали, или... это для того, чтобы я выглядела более респектабельно?
Он подумал, что это было бы вполне разумным объяснением того, что здесь произошло. Через минуту он сказал ей очень спокойно:
– А вы хотели бы, чтобы это так и было?
– Я думаю о вас...
– А я прошу вас подумать о себе, – сказал граф. – Это то, что вы, в отличие от большинства женщин, постоянно забываете делать.
– Но вы же не можете... действительно хотеть... жениться на мне...
– Почему же?
– Потому что вы такая важная персона... так великолепны... и знаете, что я совершенно не гожусь в жены для такого человека, как вы.
– Думаю, что это я решаю, – ответил граф. – Вы должны простить меня, дорогая, за то, что я не спросил сначала вас, как следовало бы, а сразу сказал двоюродной бабушке, потому что знал, что она позаботится о вас так, как мне бы того хотелось.
– Вы действительно... хотите сказать... что так и есть? – неуверенно спросила Офелия.
– Именно это я и хотел сказать, – ответил граф, – что больше всего в жизни я хочу, чтобы вы стали моей женой.
Ему показалось, что комната внезапно осветилась светом тысячи свечей, когда он встретил взгляд Офелии. Затем, пробормотав что-то неразборчивое, она приблизилась к нему и спрятала лицо у него на плече.
