Барбара, узнав об их появлении, испытала огромное облегчение: прошло уже три дня после ее отъезда, а король не предпринимал никаких шагов, и она терзалась от самых мрачных предчувствий. Ее беспокойство еще больше усилилось после визита Букингема, который, узнав о скандале, который она закатила Карлу, обозвал ее идиоткой.
С бесстыдной неискренностью он старался уверить ее в том, что не имел никаких серьезных намерений использовать Фрэнсис для того, чтобы развести Карла с Екатериной: это была просто мимолетная идея, которая не смогла бы осуществиться даже с помощью Барбары. Это была чистая фантазия, и у нее хватило ума понять это, но не хватило воли воздержаться от ссоры с Карлом, который настолько взбешен, что готов прислушаться к тем, кто постоянно советует ему изменить свое отношение к королеве и быть с ней более нежным и внимательным.
Эти слова Барбара восприняла с явной насмешкой.
– Карл, – сказала она, – не будет знать, как это сделать. Больше всего на свете он ненавидит скуку, а кто может нагнать большую тоску, чем Екатерина Браганса со всеми ее молитвами и пуританством, которая не сводит с него обожающих глаз, совсем, как эти его отвратительные спаниели?
– Карл обожает своих собак, – напомнил ей Букингем. – Кроме того, за границей ходят упорные слухи о том, что королева ждет ребенка. Больше всего на свете он хочет иметь наследника.
Когда Букингем уехал, Барбару начали мучить несвойственные ей сомнения в правильности собственного поведения. Если королева действительно ждет ребенка, это непременно благотворно подействует на Карла, во всяком случае в течение нескольких месяцев будет именно так. Он вполне может не так сильно жаждать ее возвращения, но она ни в коем случае не может позволить себе исчезнуть из дворца вплоть до самого рождения этого ребенка: к тому времени про нее совсем забудут, и появится много желающих, кроме Фрэнсис, занять ее место.
А Фрэнсис вовсе к этому не стремилась, и, когда Барбара была в нормальном состоянии, она не могла не понимать этого. Фрэнсис вовсе не рвется к власти. Она достаточно безвредна и будет такой до тех пор, пока Букингем не вовлечет ее в свои интриги. Но поскольку он расстался со своей бредовой идеей влюбить в нее Карла до такой степени, что он будет готов заменить ею Екатерину, Фрэнсис может быть прощена, решила Барбара, не догадываясь о том, что план Букингема вполне мог быть реализован и без помощи Фрэнсис, если бы не слухи о беременности королевы…
Поэтому, пока Фрэнсис произносила слова извинения, Барбара слушала ее благосклонно, и ее глаза радостно заблестели, когда Фрэнсис протянула ей футляр, в котором лежала пряжка с рубинами.
– Пожалуйста, примите ее, – попросила Фрэнсис. – И забудьте все эти глупости. Без вас очень плохо.
– Вам не следует оставаться здесь, это действительно может сильно повредить вам, – сказал Беркли. – Королевские приказы должны исполняться, а мы имеем приказ привезти вас любой ценой.
Барбара улыбнулась им и приняла рубиновую пряжку.
– В знак заключенного мира, – сказала она. – Хотя я по-своему счастлива здесь, в тишине, и наконец у меня появилось время побыть с детьми. У меня даже возникла мысль заказать мистеру Лели[34] семейный портрет. Если я вернусь с вами, это придется отложить, потому что невозможно держать детей в ужасном лондонском воздухе.
– Не могли бы мы взглянуть на них? – с нетерпением спросила ее Фрэнсис.
Барбара благосклонно согласилась, и в детскую была послана служанка.
Счастливая от того, что ей удалось вернуть расположение Барбары, Фрэнсис принялась рассматривать комнату, восхищаясь прекрасными вещами – картинами, миниатюрами, безделушками. Тут же висел и большой портрет Карла, написанный Гюйсмансом[35] и подаренный Барбаре вскоре после того, как они стали любовниками.
Потом в сопровождении двух нянь в комнате появились дети, и Фрэнсис увидела совсем другую Барбару. Девочка и старший мальчик сразу же бросились к матери, и она начала ласково разговаривать с ними, не скрывая своей гордости. Прошло совсем немного времени, и она забрала у няни и младшего сына. Оба мальчика были очень похожи на короля, и их мама никому не позволила этого не заметить.
– Екатерина Браганса никогда не родит ему таких прелестных малюток, – сказала она. – Если у них будет много детей, они все будут похожи на маленьких черных дикарей, потому что она и король очень смуглые. И они никогда не будут значить для него так много, как мои очаровательные крошки. Он души в них не чает.
– Разве может быть иначе? – спросила Фрэнсис, вкладывая засахаренные сливы в открытые маленькие ротики.
Материнская гордость Барбары затронула какие-то глубоко спрятанные струны ее души, хотя мысль о том, чтобы самой иметь детей, всегда пугала и отталкивала ее. Наверное, все это воспринимается совсем по-другому, когда женщина любит отца своих детей, думала Фрэнсис, и если малыши столь же прелестны, как эти. И ей показалось, что она могла бы сильно привязаться и к чужим детям.
Слухи о том, что Екатерина ждет ребенка, подтвердились, однако через несколько недель у нее случился выкидыш. Юные фрейлины были отстранены от участия в этом событии, в то время как доктора суетились возле королевы и сновали взад и вперед по ее апартаментам. Но позднее, когда королева немного пришла в себя и перестала плакать, Фрэнсис, которая, несмотря на все свое легкомыслие, никогда не была бессердечной, оказавшись рядом с ней, постаралась выразить свое сочувствие.
– Как тяжело достаются дети, – с явным негодованием однажды сказала она Мэри Бойтон. – Надеюсь, что мне не придется заниматься ничем подобным.
– Тогда вряд ли ваше замужество будет счастливым, – ответила ей Мэри, не скрывая своего неодобрения. – Мужчины, какое бы положение они ни занимали, всегда хотят иметь сына и наследника.
– Чтобы потом ссориться с ним и лишать его наследства, – парировала Фрэнсис. – Почему мужчина и женщина, если они любят друг друга, не могут довольствоваться жизнью вдвоем? Зачем обязательно беспокоиться о том, что будет после тебя?
– Потому что человеку свойственно гордиться своей семьей и желать ее продолжения. А что касается короля, так ему просто необходим законный сын, иначе трон достанется герцогу Йоркскому или его детям, а в его семье пока только дочери.
– Ну и что? Разве Елизавета не была великой королевой? Наверное, она прекрасно себя чувствовала. Ей все поклонялись, но она не принадлежала ни одному мужчине. Вот это по мне. Власть и слава, балы и пышные процессии, и мужчины, которые, становясь на одно колено, целуют мне руку. Я играю с теми, кто оказывает мне знаки внимания, и держу их возле себя обещаниями, которых никогда не выполняю.