— Да, — он улыбнулся. — Это совсем не вся тайна. Всю тайну узнать невозможно.
— Но ведь это из тех обычных слов, которые стерты почти до невидимости, оттого что люди слишком много говорили их. Я знаю, есть еще хорошее. Я хочу узнать; хочу жить, хочу жить, чтобы испытать это хорошее.
— Но будет очень больно, — сказал он с жалостью.
— Но я ведь все равно не могу представить себе этой боли, какой она будет. И мне кажется, я смогу перенести ее. Наверное, я не права. Но я все равно не могу сейчас воспринять твои слова. Я хочу испытать то, хорошее. Я знаю, от него тепло, и свет хороший такой, чистая радость. Но я не могу вспомнить… Но я хочу испытать это! — и вдруг она поняла сразу, что он может помочь ей. Не словами, не утешениями, а может сделать так, что все случится… — Помоги мне, — попросила она. — Только не говори опять, что мне будет больно, плохо. Просто помоги мне. И не отказывай мне. Я знаю, ты можешь помочь.
— Идем тогда, — сказал он просто. Больше не уговаривал, не советовал ничего, не отговаривал, не объяснял.
И она, радостная, легкая, пошла рядом с ним.
Они шли все дальше, все глубже в сказочный лес. Она перестала чувствовать своего спутника рядом с собой и увидела, что его нет. Но не удивилась и не заметила, когда же он исчез. Но он никуда не отходил, не обгонял ее, не отставал, не то чтобы растворился вдруг в воздухе. Но вот его нет. И она даже обрадовалась, теперь ей хорошо было идти одной. Тропинка словно тянула, влекла, увлекала вперед извилисто. Ноги легко, радостно бежали почти.
Снова стемнело. И она вышла на поляну. Посреди поляны она увидела колодец, он был почти вровень с землей устроен, но она знала, что это колодец. Слабо светилось вокруг. Может быть, гнилушки какие-то. Увидев колодец, она сразу вспомнила ярко тот пруд, в котором видела свое отражение. Ей не хотелось бы снова такое увидеть, она уже для себя решила, какая она, и отражения ей не нужны. Сам вид колодца, это напоминание о воде, в которой можно увидеть свое отражение, стали ей неприятны. Но у колодца, на траве темной, лежал человек. Она сразу почувствовала, поняла, что это человек лежит, а не зверь. Она почему-то заволновалась радостно и тревожно, хотя еще не разглядела его.
Она вдруг заторопилась, быстро подошла к нему и стала смотреть на него. Смотреть на него — это был такой восторг, такая радость. Юноша, почти мальчик, он лежал на траве и спал. Лицо его было с такими красивыми чертами, но измученное, одет он был совсем бедно, в лохмотья. Она узнала его. Это он когда-то, целую ее жизнь тому назад, не испугался козы и засмеялся. Она удивилась, как же она тогда не захотела найти его; нет, как же это она не захотела сразу выбежать из башни и пойти за ним… И почему она не думала о нем, не искала его? Как могло такое быть? Она чуть склонилась и тронула подушечкой пальца его губы. Такая нежность в них была, и холод. Ему холодно! Стало так жаль его, так больно… Как же согреть его? Чем укрыть?
И она не удивилась, когда снова увидела рядом с собой своего отца.
— Вот, — сказала она, — то самое. Но ему холодно. Как помочь ему? Как согреть? Скорее!..
— Нет, не торопись, — ответил отец. — Я тебе все скажу, но ты не торопись.
— Я помню, ты его безумным назвал. Ты не обидишь его? Не относишься к нему плохо?
— Нет, я никогда не обижу его. Но его не согреть нужно, а оживить. Он мертвый.
— Но ведь это не навсегда! — вскрикнула она. — Он оживет. Я знаю. Скажи мне, что я должна сделать для этого. Мне уже было больно из-за него, это сладкая боль. Всякая боль от него, из-за него, такая боль мне будет сладка. Скажи, что делать.
— Посмотри, он все еще молод, а ты стара…
— Нет, это неправда, ему столько лет, сколько мне. Он даже чуть старше меня, так было тогда, когда он рассмеялся.
— И его жизнь прошла, прежде, чем началась.
— Но теперь все это не имеет никакой важности. Пусть он увидит и отвергнет меня, лишь бы он жил! Скажи, что надо сделать.
— Надо подойти к этому колодцу, зачерпнуть воды и напоить его. Но подожди, я хочу доставить тебе хотя бы немного радости. Старайся не глядеть на свое отражение в воде, чтобы не огорчаться; а когда он пригубит воду, но еще не откроет глаза, быстро напои его, дай мне руку и беги со мной. Я постараюсь сделать что-нибудь, чтобы ты испытала радость.
Она подошла к колодцу, даже не думая о том, что если она увидит свое отражение в воде, ей станет больно. Наклонилась, мельком увидела себя, такую страшную, стало больно, но это не было важно, потому что надо было скорее набрать воды и напоить его. В воде темной и гладкой плавала медленными кругами маленькая золотая чашка из такого разузоренного золота. Чашка мешала отражению виднеться ясно. Она присела на корточки, обтянув колени рубашкой, и протянула руку. Рука легко дотянулась до воды. Она легко взяла чашку и зачерпнула воду. Это от золотой чашки шло такое свечение, чашка была теплая на ощупь.
Она встала возле него на колени и поднесла чашку к его холодным губам. Очень обрадовалась, когда почувствовала, что он начал пить.
Уже исходило от его лица такое живое нежное тепло. Показалось, длинные ресницы чуть дрогнули, губы шевелились, приоткрывались, чтобы пить. Надо было быстро напоить его, пока он еще не открыл глаза. Вот чашку уже совсем легко удерживать в пальцах, сейчас последнее… Она почувствовала, что чашка опустела. Тогда она быстро-быстро отняла чашку от его уже теплых живых губ, поставила быстро в траву. После вскочила легко, протянула руку отцу, не глядя, но отец сразу взял ее руку. И они вдвоем побежали быстро.
Вдруг стало светать и они выбежали еще на одну лесную сказочную поляну. Какие-то смутные очертания вставали высокие. Вдруг закружилась у нее голова, но страшно не сделалось. Как-то подхватило ее, как будто сильный и бережный ветер, легко несло вверх. Глаза вдруг закрылись, она словно уснула быстро, и все летела вверх во сне.
А проснулась на большой красивой постели. Странное какое-то было ощущение, будто знакомое что-то, что уже было прежде. Она еще лежала, не вставала, и вспомнила: башня! это она в башне. И сразу сделался страх. Неужели в той башне, в которой она жила когда-то? Ведь она так не хотела возвращаться! И не хочет, не хочет!.. Она приподняла голову. Нет, это была другая комната, совсем незнакомая. Но тоже в башне, потому и показалось, будто знакомое что-то, ведь это тоже была башня, как тогда, только другая совсем.
Она опустила ноги с постели. Комната была такая красивая, стены высокие и обтянуты зеленой с золотом и мягко поблескивающей тканью. Стояли у стен красивые стулья, темные и тоже золоченые. Было просторно. Светло-коричневый — прямоугольничками — пол блестел, как вода чистая под ярким солнцем. Стол прямоугольный стоял посреди комнаты. Скатерть была светлая и бахрома тоже золоченая. На столе — золотая, серебряная и еще — из прозрачного тонкого узорного стекла посуда. Пахло вкусными кушаньями и сладким вином. Было солнечно, а все же казалось, что снаружи — зима.
