— Знаете, я вообще не думаю, что Николас привержен игре, но обязательно его спрошу. Хотелось бы также знать, что случилось с деньгами, которые дал ему дед, если действительно так и было: может, его ограбили и бросили, посчитав мертвым?
— Прекратите эту мелодраму! Николас с детства был мотом, и, я уверена, таким и остался. Как бы там ни было, он потерял все деньги деда. Всем известно, что он беден как церковная мышь. У него есть только титул, но нет состояния. Поэтому он ищет богатую жену. Ему нужно только приданое, которые вам выделят Шербруки. Он получит наследника, а потом прикончит вас в вашей же постели. Если доверяете ему, значит, вы еще большая дура, чем я считала.
— Хотите сказать, что яблочко от яблоньки недалеко падает и что Николас пошел в своего родителя?
На секунду Розалинде показалось, что Миранда ее ударит. Ее грудь вздымалась, а звуки тяжелого дыхания были слышны даже в коридоре.
Но женщина сдержалась. А вот Розалинда вдруг сообразила, что, если бы Миранда подняла на нее руку, она бы ответила. Сбила бы толстуху с ног, причем с большим наслаждением.
Но пока что леди Маунтджой вскинула подбородок и выпрямилась:
— Вот мои сыновья — джентльмены, потому что родились от благородных родителей… Они знают, что почем. И умеют себя вести. Будь это возможным, мой муж объявил бы Николаса бастардом, но у мальчишки хватило наглости родиться точной его копией, будь проклята судьба!
Розалинде наконец удалось вырвать руку из поразительно сильной хватки леди Маунтджой. Повернувшись, она подошла к дивану и села. Но Миранда начала нервно метаться по комнате. Пышная грудь то и дело угрожала перевесить нижнюю часть тела и опрокинуть ее, но этого не произошло — возможно, из-за туго затянутого корсета. Розалинда вдруг подумала, что когда-то она была очень хорошенькой.
— Я видела двух ваших сыновей в «Друри-Лейн». Давали «Гамлета». Лично мне не так уж и понравилась игра Кина-младшего. Вы видели его в «Гамлете»?
— Пытаетесь отвлечь меня? Не получится. И помолчите! Мне известно, что вы тоже самозванка.
— Так я больше не жертва? И, подобно Николасу, тоже негодяйка? Если это так, к чему обо мне заботиться? Мы оба бедны, и оба негодяи. Подобное тянется к подобному, не находите?
Розалинде показалось, что Миранда сейчас взорвется. Но сама она прекрасно себя чувствовала. Только сейчас ей преподали наглядный урок. Урок терпения.
«Держи свой нрав в узде и дыши ровно».
А вот леди Маунтджой этого урока не усвоила. Ее лицо приняло опасно багровый оттенок.
— Издеваетесь надо мной, жалкая пародия на приличную леди?! Вас принимают в обществе единственно из-за Шербруков.
— Вы, разумеется, правы. Но что хотите доказать, мэм? Что я недостаточно хороша для графа Маунтджоя, которого сами считаете бедняком и негодяем?
Лицо леди Маунтджой исказилось яростью. Очевидно, поняв, что зашла слишком далеко, она все же процедила:
— Вы, разумеется, недостаточно хороши, чтобы стать женой истинного графа Маунтджоя. Это Николас — граф?
Ба! Никто из вас не достоин этого гордого имени. А ваша фамилия! Лафонтен? Этот человек, Лафонтен, не писал ничего, кроме глупых басен о соревнованиях зайцев и черепах, да еще и с моралью; басен, не имеющих ничего общего с истинной жизнью.
— Откровенно говоря, боюсь, что вы правы. Я каким-то образом потеряла свое истинное имя, так что пришлось взять новое. И поскольку я люблю хитрых лис и тщеславных ворон, можете представить мой восторг, когда оказалось, что Жан де Лафонтен писал столь очаровательные басни. Лафонтен… как прекрасно это имя перекатывается на языке!
Леди Маунтджой казалась одновременно потрясенной и взбешенной. Наверное, будь у нее пистолет, Розалинда уже лежала бы мертвой у ее ног.
— Все это абсолютно не важно. И я велела вам молчать!
— В таком случае, мэм, почему вы затронули эту тему? Леди Маунтджой напыжилась так, что Розалинда испугалась за сохранность тесемок ее корсета.
— Факт заключается в том, что вы не настоящая Лафонтен.
— Естественно. И я уже это объяснила. Но уверена, мэм, что вам не удалось очень уж много обо мне узнать. Вероятно, у вас не слишком компетентный поверенный.
— Гленденнинг действительно идиот. Он даже позволил Николасу предъявить права на титул, которому полагалось бы принадлежать моему сыну. А вот мой дорогой друг Альфред Лемминг умен и проницателен. К несчастью, сейчас он в Корнуолле — решил посетить свое заброшенное поместье в Пензансе.
Так у леди Маунтджой есть любовник!
— Не стоит осуждать беднягу Гленденнинга за то, что титул не достался вашему сыну. Насколько я понимаю, титул принадлежал Николасу по праву рождения. Он был первенцем вашего мужа и, несмотря на все махинации своего отца, стал законным графом Маунтджоем.
— Право рождения? Какой глупый термин! Какой старомодный, возмутительно несправедливый закон! Современный мир давно уже с ним не согласен! Николас не должен был получить этот титул! Именно моему дорогому Ричарду следовало стать графом! У меня друзья, мисси, друзья, которые знают Шербруков. Друзья, которые рассказали мне о Райдере Шербруке и его шайке маленьких нищих. Вот уже десять лет, как вы являетесь одной из них! А, по глазам вижу, вы стыдитесь себя. Что вы на это скажете?
— Каждый вечер я благодарю Бога за то, что Райдер Шербрук нашел меня и спас. Думаете, я должна сделать еще что-то? О Господи, он и приданое мне дает! Я связала ему несколько пар носков на Рождество, и он их носит, благослови его Господь.
Говоря это, Розалинда искренне молилась, чтобы леди Маунтджой не хватил апоплексический удар.
— Вы не слушаете меня, мисси! — завопила Миранда.
— О, видите ли, я только сейчас сообразила, что, как только выйду за Николаса, получу явное преимущество над вами. Это вы будете называть меня «леди Маунтджой» и делать реверанс. Это вы станете вдовствующей леди Маунтджой!
Миранда схватила первое, что попалось под руку — красивую подушку из зеленой парчи, — и швырнула в нее. Розалинда, смеясь, перехватила подушку. Хорошо еще, что у леди Маунтджой не было с собой трости!
— Прошу вас, мадам, сесть и попытаться вести беседу как полагается благоразумной особе. Буду, счастлива, отвечать в том же духе. Итак, что вы хотите: уехать или успокоиться?
Хотя глаза леди Маунтджой застилала дымка ярости, она все же уселась напротив Розалинды в кресло. Борозды по обеим сторонам губ стали еще глубже. Какая жалость!
Она сидела так прямо, словно к спине привязали доску. Но теперь вид у нее был какой-то неуверенный.
Розалинда поднялась, подошла к камину, дернула шнур сонетки и попросила мгновенно появившегося Уилликома принести чай с пирожными.
