– Вы сообщили констеблям?
– Да, на следующий же день. Те вдоль дорожки обшарили и вокруг «Святой Гелены», но ни следочка не нашли. Никто в чайных садах не припомнил, чтобы видел беднягу, вот мы и решили, что с ним еще по пути туда что-то приключилось.
– А как он выглядел?
– Хм-м-м, – приветливое лицо задумчиво наморщилось, – я бы сказала, лет тридцати, волосы такие, соломенные. Глаза, боюсь, не приметила. Ладный парень, ничего не скажешь, но как с ним заговоришь – только его зубы и видишь.
– Зубы?
– Ага, мог бы, бедненький, своими зубами, как в той поговорке, через штакетник яблоко сгрызть.
Виконт осушил свою кружку.
– Так на каком корабле, говорите, приплыл мистер Кинкайд?
– На «Балтимор Мери». Стояли в Гренландском доке. – Хозяйка гостиницы окинула собеседника оценивающим взглядом и поинтересовалась: – Вы сейчас туда пойдете?
– Да, а что?
– Тогда лучше поспешите, – кивнула старушка за окно, где клонящееся к закату солнце отбрасывало на дорогу длинные тени. – Не захочется вам бродить по здешним местам, когда спустится ночь.
Себастьян правил экипажем между длинных рядов галетных фабрик и якорных кузниц, построенных вплотную к парусным мастерским и обветшалым домикам. На краю Гренландского дока, в тени громадного кирпичного пакгауза на тихой, вымощенной булыжником улочке виконт оставил Тома с коляской и направился дальше пешком, пробираясь сквозь толпы грузчиков в кожаных фартуках и моряков, благоухающих джином и застарелым потом.
Суррейские доки являли собой нагромождение пристаней, каналов и водоемов для морения корабельного леса, по берегам которых стояли пакгаузы с амбарами и высились громадные штабеля бревен и досок. Многочисленные китобойные флотилии прошлого века к этому времени уже почти исчезли, их место заняли суда, доставляющие древесину из Скандинавии и Балтики или зерно и хлопок из Северной Америки. Воздух был тяжелым от запаха смолы, дохлой рыбы и плававших на поверхности воды нечистот.
В кармане виконта лежал наготове заряженный двуствольный пистолет, а в голенище сапога был спрятан кинжал. Тем не менее, Девлин твердо намеревался последовать совету хозяйки гостиницы и покинуть прибрежный район до наступления темноты.
В доках копошилась целая армия портовых работяг: матросы лихтеров, штабельщики, чернорабочие, которые каждое утро стекались к местным пабам, таким как «Королевский герб» или «Зеленый человек», где бригадиры набирали себе команду на день. Несколько умело сформулированных вопросов и сунутых исподтишка монет в итоге привели Себастьяна к обветшалой пристани у канала, где крупный чернобородый ирландец по имени Патрик О’Брайан командовал разгрузкой шлюпа с русской пенькой.
– Все верно, на «Балтимор Мери» моя бригада работала, – подбоченился он и, прищурившись от солнечных взблесков на воде, оглядел сновавших по палубе подчиненных.
– Судно прибыло из Соединенных Штатов? – поинтересовался виконт.
– Точно. С партией пшеницы.
– Пришвартовались в прошлую субботу?
О’Брайан пожевал запихнутый за щеку кусок прессованного табака и утвердительно крякнул.
Себастьян устремил взгляд на покрытую масляными пятнами реку, где сгрудились десятки кораблей, чернея пустыми мачтами на фоне синего неба.
– А уже во вторник отплыли обратно? Как такое возможно?
– Я такого сам еще не видывал. Даже надбавку выплатили, вот, только чтоб поскорее разгрузиться, – ирландец подмигнул. – И уж будьте уверены, таможенных инспекторов капитан тоже подмазал, чтоб досмотр без проволочек пройти.
– Почему такая спешка?
– Чего не скажу, того не скажу. Хотя… есть у меня одна мыслишка, – О’Брайан сплюнул в воду полный рот коричневой табачной жвачки и замолк, выжидающе посматривая на собеседника.
Себастьн любезно протянул докеру монету.
– Да?
– Понимаете, обычно капитан разгружается, затем держит курс в кофейню «Виржиния и Мэриленд» на Треднидл-стрит или в таверну «Антверпен». Туда захаживают все торговцы, желающие подрядить на перевозку товара корабль, собирающийся в обратный рейс.
– А капитан «Балтимор Мери» этого не сделал?
– Не-а. Разгрузился, пополнил кой-какие запасы и отчалил, не имея в трюмах ничего, окромя балласта. Слыхивал, вроде он собирался идти на Копенгаген, чтобы там подлатать суденышко и взять груз. Но наверняка не скажу.
– И по какой же причине капитан так поступил?
Собеседник приложил к носу палец и хитро осклабился:
– Единственное, что приходит на ум – ему чертовски сильно надо было убраться из Лондона. Причем быстро.
Девлин присмотрелся к загорелому лицу докера.
– А как звали капитана?
– Сдается, Пью. Иэн Пью.
– Вы с ним раньше имели дело?
– Пару раз.
Виконт протянул еще одну монету.
– Так что насчет вашей мысли?
О’Брайан огляделся по сторонам и понизил голос:
– На борту «Балтимор Мери» прибыл некто Иезекииль Кинкайд. У него с капитаном приключилась жуткая ссора, как только вошли в док. А на следующий день уже слышим, что этот Кинкайд пропал, да так и не нашелся.
– Так, по-вашему, капитан Пью убил своего пассажира?
– Не скажу, что убил, но и что не убивал, тоже не скажу. Просто это наводит на мысли, – выжидающе глянул на Девлина докер. – А разве нет? Разве нет?
* * * * *
Себастьян шагал по опустевшим, начинавшим темнеть улицам. Там и сям раздавался лязг ставен, закрываемых подмастерьями в хозяйских мастерских. Подувший от реки вечерний бриз принес желанную прохладу, однако не смог развеять скверный запах в округе. Виконт обдумывал вероятность того, что искомый убийца – и вправду какой-то американский морской волк, в это время занимающийся ремонтом и загрузкой своего судна где-то в Копенгагене.
Допустимо? Вполне. Только какая связь может существовать между безвестным капитаном Пью и успешным дипломатом Россом? И как объяснить появление взломщика, с которым Себастьян столкнулся на Сент-Джеймс-стрит?
Все еще размышляя над возможными версиями, Девлин свернул на тихую улочку и увидел перед темнеющим пакгаузом свой пустой экипаж. Гнедые вскидывали головы, нервно переминались со стороны в сторону. Возле открытой двери склада околачивалась парочка грубоватого вида типов в черных шейных платках, потрепанных коричневых пиджаках и засаленных бриджах. Один жевал соломинку, второй, помоложе, как-то скованно прижимал руку к боку.
Тома нигде не было видно.
Себастьян вдруг отчетливо услышал эхо своих шагов в тишине улочки, ровное биение собственного сердца и ощутил, как тело пробирает ледяной озноб. Он нисколько не сомневался, что юный грум никогда не бросил бы лошадей без присмотра. Разве что по принуждению.
