— Теперь ты видишь, как обстоит дело, — продолжала тетушка, склонившись над цветами. — Он одинок здесь, его жена и семья далеко, а французы не любят немцев. Он очень болезненно воспринимает то, что люди грубы и недружелюбны по отношению к нему.
Гардения промолчала. Как-то ей трудно было представить барона страдающим, он представлялся ей властным и повелевающим. Но, возможно, подумала Гардения, она слишком жестока, и в конце концов, тетушка лучше его знает.
— Мне очень жаль, если я оказалась чересчур любопытной, тетя Лили, — сказала она. — Простите меня. Для меня невыносимо задавать вопросы. Мне просто хочется все понять и не делать неправильных выводов.
— Конечно, детка, и если ты хочешь доставить мне удовольствие, — проговорила герцогиня, — будь помягче с лордом Харткортом. Он очаровательный молодой человек, к тому же богатый.
Гардения почувствовала, как щеки заливает краска.
— Вот об этом я и собиралась поговорить с вами, тетя Лили, — застенчиво промолвила она. — Понимаете, из того, что мне в тот вечер сказал лорд Харткорт, я заключила, что он считает, будто вы имеете на него виды.
— Он так и сказал? — внезапно голос герцогини стал резким.
— В некотором смысле, да, — запинаясь ответила Гардения. — Это все я виновата. Я сказала ему, что вы хотите, чтобы мы были друзьями. Только потом я поняла, как была глупа, и мне стало стыдно. Я ни за кого не хочу выходить замуж, тетя Лили, пока не полюблю.
— Гардения, тебе придется выйти замуж, — сказала герцогиня. — Единственное, чего я хочу, — найти богатого и основательного человека, который заботился бы о тебе и с которым ты была бы счастлива. Мне больше ничего не нужно, как ты не понимаешь! Ты говоришь о том, чтобы пойти в гувернантки или в компаньонки: что у тебя будет за жизнь! Ты все возненавидишь. Более того, от такой безрадостной жизни, к которой ты привыкла, человек деградирует. Женщина рождена для замужества, и тебе придется выйти замуж, как только появится такая возможность.
— Но почему так скоро? — спросила Гардения. — Ведь появится же человек, которого я полюблю. Однажды я встречу его.
— Ты не можешь ждать, когда это случится, — продолжала настаивать герцогиня. — Вот так обстоит дело. Гардения, я не буду вдаваться в подробности. Поверь мне, я лучше знаю. Я хочу, чтобы ты вышла замуж как можно скорее. Я дам тебе хорошее приданое, соберу тебе великолепный гардероб, а когда меня уже не будет на свете, к тебе перейдут все оставшиеся после меня деньги. Этого должно быть достаточно, чтобы привлечь нормального мужчину…
Она замолчала и принялась рассматривать свою племянницу.
— Ты очень красива, — пробормотала она. — Я хочу устроить тебе хорошую партию. Это будет такая пощечина…
Внезапно она остановилась.
— Нет смысла разговаривать об этом. Если хочешь доставить мне удовольствие, если хочешь проявить свою благодарность, будь мила с теми мужчинами, которых я тебе покажу. С де Гренелем, например, и, конечно же, с лордом Харткортом. Не давай им понять, что ты бегаешь за ними. Просто сделай так, чтобы ты была им необходима, будь рядом, когда ты им понадобишься.
Гардения ничего не ответила. Она чувствовала, что ей нечего сказать. Как трудно выразить словами ее мечты: как она надеялась в один прекрасный день встретить человека и узнать, что он любит ее и что она может ответить ему таким же чувством. Она мечтала, что никакая сила на свете не помешает ей отдать ему свое сердце, что она не будет взвешивать, насколько он богат и какое положение занимает в обществе. И зная, что подобные мысли вызовут раздражение у тетушки, она спросила:
— А господин Бертрам Каннингэм? Можно мне быть с ним ласковой?
— Думаю, уж лучше он, чем никто, — сердито проговорила тетка. — Он всего-навсего кузен лорда Харткорта. Он происходит из хорошей семьи, но он второй сын. Будет жаль, если твоя красота успеет увянуть до того, как появится более подходящая партия.
— Ему очень хочется дружить со мной, — сказала Гардения.
— Тогда будь с ним любезна, — неожиданно согласилась герцогиня. — Вот что тебе надо делать. Он приглашал тебя покататься по парку, так? Прекрасно, можешь поехать, но с вами должен быть кто-то еще. Не обязательно женщина, сойдет и мужчина, например лорд Харткорт.
Мрачное лицо герцогини внезапно прояснилось. Она улыбнулась, и возникло впечатление, что она собой довольна.
— Это тебе нравится, глупышка? — спросила она. — Иди и напиши господину Каннингэму любезное письмо. Скажи, что я передумала и что ты можешь поехать с ним покататься, если он будет не один. Я бы не стала предлагать, чтобы в первый раз вас обязательно сопровождал лорд Харткорт. Давай посмотрим, кого возьмет с собой господин Каннингэм. Есть у меня подозрение, что это будет именно его кузен.
Гардения собралась было сказать, что она не хочет, чтобы лорд Харткорт ехал с ними после того, как вчера вечером он столь грубо обошелся с ней. Но она вовремя сообразила, что это рассердит тетушку. Тетя Лили станет с большим пристрастием выяснять, что сказал лорд Харткорт, а Гардения понимала, что не сможет всего точно вспомнить и тем более объяснить. В голове все перепуталось, и ей больше не хотелось об этом говорить. От смущения ее бросило в жар. Более того, этот разговор заставил ее вновь пережить те ощущения, которые она испытала, когда лорд Харткорт бросил ее одну на балконе.
— А теперь иди и напиши письмо, — сказала герцогиня. — Я отправлю его в посольство.
— Хорошо, тетя Лили, — покорно согласилась Гардения.
Она направилась в кабинет, достала из бювара лист бумаги, украшенный монограммой и изобиловавший завитушками, и уложила его на пюпитр. Потом она села и задумалась.
Что-то было неправильно. В Англии любая девушка ее возраста вела бы себя совсем иначе, она не писала бы мужчине и не просила бы его о приглашении, даже если бы она ему сначала и отказала. Гардения была уверена, что мама ее не одобрила бы. Она была убеждена в этом, как и в том, что мама не одобрила бы прием в субботу вечером, не одобрила бы барона, шумных женщин за обедом и всех, с кем тетушка разговаривала сегодня в парке, когда они выехали покататься.
Они остановили машину под каштанами, и тут же их обступили со всех сторон. Все хотели с ними поболтать. Мужчины были довольно известны, в этом не было никакого сомнения. Но в том, как они разговаривали с тетей Лили, было слишком много фамильярности, а когда представили Гардению, она почувствовала, что та манера, с которой они рассматривали ее, оскорбительна. У нее было ощущение, что они раздевали ее глазами. Что же не так? Почему же все так отличается от того, чего она ожидала?
