Тут я остановилась и открыла глаза. Данди спрятала мешочек с травами и теперь завязывала свой передник.
— Тебе никогда не уломать Роберта, — убежденно сказала я. — Даже за тысячу лет. Единственный, кому это, может, удалось бы, — это Джек. Но он не пойдет против отца.
Лицо Данди было безмятежным, как майское утро.
— Пойдет, — доверительно произнесла она. — Когда он станет моим любовником, он сделает ради меня все.
Я бы продолжала спорить, но у меня совсем не осталось сил. Я знала, что Данди нуждается в защите и помощи сейчас более чем когда-либо. Даже когда мы втроем вышли из дома, я могла бы сказать Кэти, что обещанная гинея — моя и что я не стану отдавать ее. Пускай она путается с Джеком с полного моего согласия.
Но я устала и была больна, и к тому же мне все почему-то стало безразлично. Я только молча следила, как Данди открывает мешочек и украдкой насыпает траву в чай Джека. Я позволила ей идти своим путем, хотя что-то упорно говорило мне об опасности. Но я не имела сил спасти Данди от самой себя.
Мое подавленное настроение не проходило так долго, что его заметил даже Роберт и вновь заговорил о хирурге.
— Ты где-то растеряла свои улыбки, Мери, — сказал он однажды, когда мы стояли на конном дворе и я собиралась работать с Кеем.
Я решила учить моего конька так, будто он был совсем неопытным жеребенком, начав с того, чтобы водить его на корде. Сейчас он приветливо ржал мне из стойла, но Роберт задержал меня.
— Может, послать за хирургом? — предложил он. — Он, правда, не практикует с сочельника до Крещения, но если я попрошу, он придет.
Я молча смотрела на Роберта. В его глазах таилась теплая улыбка, и лицо светилось добротой.
— Роберт, — прямо начала я, — может быть, вы разрешите мне стать вашим партнером в бизнесе? У меня есть десять гиней, те, что вы мне подарили, и мы могли бы работать вместе. Вы не хотите, чтобы мы с Данди были вашими партнерами?
Роберт молча смотрел на меня одно мгновение, будто не понимая, о чем я говорю. Но затем я увидела, как холод разлился по его лицу. Он зародился в глазах, из которых исчезли теплые лучики. Его взгляд стал жестким и холодным, как у человека, которого пытаются надуть. Затем с губ исчезла улыбка и рот стал узким и злым. Даже его профиль заострился, и мне показалось, что я вижу лицо того разоренного и голодного крестьянина, который оттолкнул от себя женщину, пытавшуюся удержать его своей любовью.
— Нет, — наконец выдавил он из себя, и его голос стал ледяным. — Это мое шоу, только мое, и один Бог знает, как тяжело оно мне досталось. И я никогда и ни с кем, кроме Джека, не стану им делиться. Оно не уйдет из моей семьи. Я буду хорошо платить тебе и Данди, но брать вас в партнеры я не стану.
На мгновение выражение его лица стало почти умоляющим, будто он просил меня понять его страсть.
— Я так долго шел к нему, — продолжал Роберт. — Я сделал такие вещи, за которые мне придется держать ответ перед Богом… — Тут он оборвал себя, и мне показалось, что в его ушах звучит голос женщины, умолявшей не бросать ее. — Я не буду ни с кем делиться, Мери. Это не в моей природе.
Помолчав, я протянула ему руку.
— Не сердитесь, пожалуйста, — попросила я. — Можно, я задам вам один вопрос?
Его лицо еще больше замкнулось.
— Какой?
На мгновение я разозлилась на себя за то, что вынуждена стоять на ветру и просить человека простить мне еще не высказанный вопрос. Агрессивная женственность Данди принуждала меня играть рабскую роль перед людьми, которых я уважала. Видимо, что-то отразилось на моем лице, потому что Роберт вдруг усмехнулся.
— Праздное любопытство не характерно для тебя, Мери. Тебя беспокоят отношения между твоей сестрой и этой потаскушкой из Уорминстера?
Невольно я рассмеялась.
— Нет, конечно, — ответила я. — Но я знаю, что мой вопрос вам не понравится.
— Говори же. — Казалось, он устал от моих загадок.
— Я хочу получить свою долю в шоу, — опять повторила я. — Но если вы не хотите принимать туда чужих, то, может, стоит поженить Данди с Джеком? Я знаю, у вас на него другие планы, но они выступают вместе, у них все отлично получается, и они могут зарабатывать хорошие деньги. Для вас единственный путь удержать Данди — это выдать ее за Джека. А если она уйдет, то и я уйду.
Глаза Роберта пусто смотрели мимо меня.
— Нет, — отрезал он. — Незаменимых женщин нет. Если у Данди есть лучший вариант, она может убираться. И ты вместе с ней. Было время, когда я любил тебя как родную дочь, Мери. Однако я сумел расстаться даже со своей собственной дочерью и ни разу не пожалел об этом. Если ты не можешь работать со мной за жалованье, тогда уходи. Я просто отложу на сезон свои планы. И скорее я откажусь от них навсегда, чем увижу своего Джека с твоей сестрой. — Его голос звучал громче. — Вы просто пара мокрохвостых цыганок, а она ведет себя как сука во время течки. Лучше я увижу вас обеих мертвыми у своих ног, чем позволю ему жениться на ком-нибудь из вас и замарать вашей цыганской кровью мою семью.
Я глубоко втянула в себя морозный зимний воздух и сделала Роберту почтительный реверанс.
— Благодарю вас, сэр, — сказала я, будто он подарил мне фартинг.
Теперь я все поняла.
Я отвернулась и пошла к своей лошади. Слепая от ненависти, я набросила на нее поводок и открыла перед ней дверь. Я прошла мимо Роберта — Роберта, который был так добр ко мне и который держал меня, когда хирург вправлял мне руку, — я прошла мимо него, словно не видя. Мои глаза застилал красный туман, и мне подумалось, что если бы я осмелилась плюнуть на его ботинки, то вместо слюны была бы кровь. В глубине души я знала, что только неуместные желания Данди довели меня до этого идиотского разговора о свадьбах и прибылях. За долгие теплые летние дни, проведенные в фургоне Роберта, и за часы тяжелой работы этой зимой я привыкла считать наши интересы общими. Глупая похоть Данди ослепила меня так же, как ее. И мне понадобилась оплеуха Роберта, чтобы отрезветь.
Он смотрел на меня, как смотрят на ничтожную служанку. Он говорил со мной так, как почтенный землевладелец разговаривает со всякой швалью. Работа, которую я сделала для него, и все удары, которые приняла ради него, ни на йоту не изменили того факта, что он за грош купил меня у отца вместе с пони и развратной девкой. Я прошла мимо него с крошечной надеждой в сердце, что я сумею построить мостик к миру достойных людей. Я не буду грязью на дороге.
Когда я вела Кея на выгон, я тосковала по Вайду с той же силой, с которой тосковала по нему, лежа в моей завшивленной койке и слушая перебранку между отцом и Займой. Там я была чужой. Но здесь я тоже чужая. Я буду чужой везде, пока не обрету свою собственную землю. Другого пути для меня нет. Я должна сама прокладывать себе путь наверх. Я должна найти свой Вайд.
