— Ротингхем? — воскликнул Уэйн. — Что он сделал? Что случилось, Араминта?
— Он… он… пытался меня… поцеловать. Он сказал… что я не убегу от него. Мне страшно…
— Но вы убежали от него, — успокоил ее маркиз, — и вам больше нечего бояться. Я позабочусь о вас, Араминта.
Девушка понемногу приходила в себя.
Наконец она заметила, что маркиз обнимает ее, и подняла голову. В этот момент губы маркиза прижались к ее губам!
Сначала она ощутила только удивление, но затем его страстный и умелый поцелуй разбудил в ней женщину. Араминта поняла, что именно об этом мечтала с той самой минуты, как увидела маркиза впервые.
Она почувствовала себя как в раю. Теплая волна омыла ее всю — и тело, и душу, — и время остановилось.
Руки маркиза обняли ее еще крепче, он прижал девушку к себе.
Нежные губы Араминты растаяли в его жарких губах, она чувствовала, как сильно бьется ее сердце и стучит в висках кровь.
Никогда в жизни ей не было так хорошо!
«Это любовь! — думала девушка. — Любовь, о которой я мечтала всю жизнь».
Уэйн осыпал нежными и страстными поцелуями ее глаза, щеки, шею и снова приник к губам.
Каждое его прикосновение дарило девушке новое радостное ощущение. Ее тело и душа слились в счастливой гармонии.
Наконец, Уэйн оторвался от нее и поднял голову. Никогда раньше он не видел столько счастья в глазах женщины.
— Я люблю вас, — прошептала Араминта.
— Еще вчера я понял свои чувства к вам, моя дорогая, — сказал маркиз, — но побоялся сказать вам об этом.
— Я… не понимаю.
Он прижал ее к себе еще крепче.
— Если бы я хоть на мгновение мог заподозрить, что эта свинья напугает вас, я никогда не позволил бы вам войти в его дом.
— Он следил за мной… из окна.
— Забудьте о нем, — приказал маркиз. — Этого никогда больше не случится, обещаю вам!
Он подвел Араминту к софе, и они сели рядом. Уэйн крепко обнимал девушку, а она склонила голову на его плечо.
— Когда вы поняли, что любите меня? — спросил он.
— Когда вы… поцеловали меня, — прошептала Араминта, краснея.
— Вас не разочаровал ваш первый поцелуй?
— Это… было прекрасно. Так прекрасно, что невозможно выразить словами. — Она поколебалась и, набравшись решимости, спросила: — Это было… так же прекрасно и для вас?
— Это был самый прекрасный поцелуй за всю мою жизнь, — искренне ответил Уэйн. — Вчера ночью я не мог спать, думая о вас. Вы околдовали меня.
— Я тоже чувствовала себя околдованной, но не знала, что это… любовь.
Уэйн улыбнулся.
— Вы очень хорошо разбираетесь во многих вопросах, моя дорогая, но существует также многое, о чем вы не знаете и чему я смогу научить вас. И это будет самое приятное дело в моей жизни!
— Вы… говорите искренне? — спросила Араминта.
Но его слова напомнили девушке о лорде Ротингхеме, который говорил ей почти то же самое, и она добавила:
— Если бы ваш дом не стоял рядом… Если бы я не смогла убежать…
— Забудьте об этом, — строго сказал маркиз. — Забудьте обо всем, что там случилось. Это моя вина, Араминта. Если бы я сказал вчера вечером то, что хотел вам сказать, ничего этого не произошло бы и вы не готовили бы обед для Ротингхема.
— Мне больше не нужно… этого делать, — ответила Араминта.
Она подумала о пятидесяти гинеях, лежавших в ее сумочке. Вместе с тем, что они уже собрали, денег было достаточно, чтобы заплатить карточный долг Гарри.
На мгновение она задумалась, не рассказать ли маркизу, почему ей пришлось зарабатывать и почему она согласилась принять предложение лорда Ротингхема.
Но Араминта решила, что он может подумать, будто она просит простить долг ее брата, как она просила простить долг лорда Иомена, и это поставит ее в неловкое положение.
Сделать это девушке не позволяла гордость.
Только после уплаты долга можно будет рассказать, почему ей пришлось заняться тяжелым мужским трудом.
— О чем вы думаете? — спросил ее Уэйн. — Если не обо мне, то я вам запрещаю!
Араминта улыбнулась ему. Она была так счастлива, что комната казалась ей залитой золотым светом.
— Мне очень трудно… думать… не о вас.
— Я тоже могу думать только о вас, — ответил маркиз.
И он нежно дотронулся губами до ее лба, словно прикасаясь к цветку.
Затем он снова и снова целовал ее, пока для Араминты не исчез весь мир и она не отдалась целиком своим ощущениям.
Губы маркиза спустились ниже. Он покрывал поцелуями шею девушки. Ей казалось, что в ее венах течет жидкое пламя. Наслаждение было острым до боли.
Араминта попыталась спрятать горящее лицо на его плече. Она стыдилась своего возбуждения.
— Вы так прелестны, — сказал маркиз. — Ваши глаза полны тайны, как и ваше сердце.
— Оно… ваше.
— Я хотел бы расцеловать вас всю от золотых кудрей до розовых пяточек.
Страсть в его голосе заставила Араминту покраснеть.
— Мне… нужно… ехать домой, — прошептала она.
Больше всего на свете ей не хотелось сейчас расставаться с ним.
— Я не хочу, чтобы вы уезжали, — сказал он. — Вы так неожиданно вошли в мою жизнь! Я могу думать только о вас!
— Вы… тоже… наполнили мою жизнь.
— Вы очаровываете и в то же время вдохновляете меня — ни одна женщина не действовала на меня так.
— Я… очень счастлива.
— Дорогая моя, я хочу вас!
Это прозвучало так страстно, что Араминта смутилась.
— Мне… в самом деле… пора ехать…
— Я отвезу вас, — сказал Уэйн. — Но завтра, любимая, наступит наше время.
Араминта освободилась из кольца его рук и встала.
Уэйн также поднялся и направился к колокольчику, висящему у камина, но девушка остановила его.
— Нет! Прошу вас… Я не могу показаться слугам в таком виде.
Уэйн посмотрел на нее и впервые заметил, что после борьбы с лордом Ротингхемом и побега через забор ее платье в ужасном беспорядке: один из рукавов оторван, а юбка испачкана.
Араминта в ужасе смотрела на следы насилия.
— Я оставила плащ… в его доме.
— Вы выглядите прелестно, — сказал маркиз, глядя в ее глаза. — Лучше всех разряженных светских красавиц! — Он нежно улыбнулся девушке и продолжил: — Но мы с вами будем осмотрительны, дорогая. В ограде сада есть калитка, выходящая на улицу. Мы выйдем через нее и найдем наемную карету, в которой я отвезу вас домой.
— Благодарю вас, — сказала Араминта, — мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь в доме знал о том, что произошло.
— Никто ничего не узнает, — успокоил ее Уэйн. — И уверяю вас, Ротингхем тоже не будет говорить об этом, чтобы не выставлять себя на посмешище. А если он станет болтать, ему придется иметь дело со мной!
