София Нэш - Скандальная репутация

— О, это было настоящее безумие! Сначала мама назвала Шотландию, где у нее были сестры. Потом, когда я сказал, что отец там легко ее отыщет, предложила сопровождать меня на поле брани. И я не сомневался, что мама пойдет на это. Никогда не забуду этого кошмара. Дело в том, что я был уверен — он везде найдет ее и…

— И?..

— Превратит ее жизнь в самый настоящий ад на земле, мстя за то, что она выставила его перед всеми деспотом. И я уехал. Сбежал. А ее оставил. Бросил! Я думал, что только так могу помешать ей, последовать за мной на корабль.

Понимаете? Я предал мать, человека, которого любил больше всех на этой Богом проклятой земле. Я оставил ее умирать наедине с моим отцом, который терзал ее на протяжении двадцати лет.

— Как она умерла?

— Просто. Заболела и умерла. Больше я ее не видел. А вскоре не стало и отца. Он ехал в Лондон в своем экипаже, колесо попало в яму, экипаж перевернулся и упал в глубокий овраг. Кучеру удалось спрыгнуть и остаться в живых, но отец был внутри и сломал шею.

— Так он не сделал зла вашей матери?

— Понятия не имею. Но я всегда был уверен, что причина ее смерти намного сложнее, чем та, что мне поведала Ата.

— А вы не пытались разговорить бабушку?

— Ата была очень расстроена. Все же две кончины близких людей за такое короткое время. А потом и Генри отправился за родителями. Честно сказать, я не хотел причинять боль бабушке. Разве что когда-нибудь потом, когда она снова станет прежней.

— Но вы обязаны узнать правду. Иначе никогда не сможете жить в мире с самим собой.

— Да какая теперь разница? — вздохнул герцог и взъерошил рукой волосы, изрядно растрепав и косу. — Маму уже не вернешь.

— Но ведь в этом нет вашей вины!

— Я должен был увезти ее, когда она умоляла меня об этом!

— Но вы же сознавали, что отец все равно найдет ее и ситуация лишь ухудшится.

— Вы лучше, чем кто-либо другой, понимаете, в каком аду она жила каждый день, каждый час. Я, ее обожаемый сын, должен был дать ей хотя бы один шанс на счастье! — воскликнул Люк.

— Вы ошибаетесь, и бесплодные сожаления лишь ослабляют ваш дух. Я могу это утверждать, основываясь на собственном опыте. Кстати, — продолжила Розамунда, — она все равно не могла быть по-настоящему счастлива — постоянно тревожилась бы, что ваш отец ее отыщет. Прятаться далеко не идеальный выход, уверяю вас. Вы поступили правильно. Сделать для нее что-то большее было немыслимо. Да и вам было всего семнадцать!

— Я оставил ее под одной крышей с человеком, которого она боялась, в то время как тот, кого она боготворила, был от нее далеко. — Странно, но все это Люк говорил почти спокойно. Ему казалось, что он покинул собственное тело и наблюдает за происходящим откуда-то сверху. Или снизу. Как посмотреть.

— Люк, — прошептала Розамунда.

Услышав свое имя из ее уст, Сент-Обин вздрогнул от сдерживаемых эмоций.

Розамунда потрясла его за плечо.

— Воображение всегда хуже правды. Если мать действительно любила вас так сильно, как вы говорите, а в этом у меня нет никаких сомнений, скорее всего она находила утешение в мысли, что вы теперь не зависите от отца, даже если сама она не стала свободной. Только отчаяние заставило ее просить вас о невозможном. Думаю, она до конца своих дней сокрушалась именно об этом.

Люк почувствовал, как Розамунда прислонилась головой к его плечу.

— Мне это хорошо знакомо, — шепотом продолжила она. — Я до сих пор считаю, что была эгоисткой. Ведь я не настояла, чтобы Сильвия вернулась в дом отца. Вы хотите лучшей жизни для тех, кого любите. А лучшая жизнь для самого себя — это благо, которое вы уступили вашей матери. Уверена, она гордилась героизмом сына и его продвижением по службе.

Герцог обернулся и заключил Розамунду в объятия. Вдохнув исходящий от нее аромат цветов и утренней росы, он возбужденно зашептал:

— Хуже всего то, что я действительно собирался вернуться за ней и увезти, как только стану капитаном. Я даже нанял для нее коттедж, в котором отец никогда бы ее не нашел. Домик находился вдали от тех мест, куда он в первую очередь бросился бы на поиски. И я навещал бы при каждой возможности. Или я…

Его прервал громкий стук в дверь. Глаза герцога полыхали огнем, он чувствовал себя так, словно его душа выгорела дотла. Отпрянув от Розамунды, Сент-Обин бросился к столу.

На пороге появилась взволнованная Мэдлин. Из-за ее спины послышался голос вдовствующей герцогини:

— Люк, карета ждет. Ах, дорогая, вы тоже здесь. Вот я вас и нашла. — Ата выглядывала из-за плеча Мэдлин. Она счастливо улыбалась, на щеках горел румянец. Старушка крепко обнимала внучку за талию.

Розамунда взяла цветы и передала невесте.

— Это из ваших садов и теплицы, как вы и просили.

— Какой прелестный букет! — воскликнула Мэдлин. — Вы говорили, что у каждого цветка есть свое значение, но не предупредили меня, что вместе они будут столь восхитительно красивы. Расскажите же нам о букете!

Розамунда принялась объяснять:

— Флердоранж — символ супружеской верности, лилии — хорошего характера. Белые розы — это любовь, гелиотроп — преданность, синий гиацинт — настойчивость, плющ — дружеские отношения.

Люк потряс головой.

— Там еще что-то должно знаменовать глупость, смелость и стойкость.

Розамунда покосилась на Сент-Обина с явным недовольством.

— Или хотя бы что-то защищающее от скуки и ссор. Теперь на него устремились суровые взгляды трех женщин.

— Ну, вижу, я, как всегда, остался в меньшинстве. — По крайней мере Люку удалось восстановить в комнате атмосферу непринужденности, хотя на сердце у него было нелегко. И еще он никак не осмеливался взглянуть на Розамунду.

Он открыл перед ней душу и чувствовал себя чертовски скверно. Совершенно незачем было показывать свою слабость. Все его существо бунтовало против этого.

— Полагаю, пора ехать? Надеюсь, остальные уже отбыли?

— Конечно! И если мы немедленно не отправимся за ними, Питер решит, что я передумала! — воскликнула Мэдлин.

— Ничего страшного, пусть помучается. Иначе он будет считать, что ты слишком спешишь.

— Люк! — в один голос закричали Мэдлин и Ата.

— Ради Бога… — Он запнулся, встретив гневный взгляд герцогини. Как все-таки хорошо снова надеть свою привычную и такую удобную маску иронии. Тот, кто считает благотворной исповедь перед другим человеком, — сентиментальный болван.

— За это ты понесешь цветы, — заявила Мэдлин и сунула букет ему в лицо. Люк оглушительно чихнул.