— Имел. Он мой отец и считает своим долгом защитить меня.
— Твой отец хотел отказать мне.
— Разумеется. Он считал тебя развратником. Но думаю, отец испытал подлинное облегчение, узнав правду об Уильяме. Не считаешь вполне естественным, что он желает мне счастья?
Томас промолчал. Вид у него сделался самый нерешительный, словно он никак не мог понять, что теперь делать. Словно отчего-то нервничал, не знал, на что решиться, и Мегги нашла это невероятно привлекательным. Она подступила к нему еще ближе, обняла и прижалась щекой к плечу.
— Поцелуй меня, Томас. Мне так этого хочется.
Она подняла лицо, встала на носочки, но Томас поколебался, прежде чем коснуться пальцем ее щеки, мягкой, разрумянившейся от возбуждения.
В конце концов, это ее брачная ночь.
Он подумал, что она никогда не причинит ему боли.
Он медленно поднял руки и притянул ее к себе. Не поцеловал. Просто держал. Вернее, держался за нее. Она была вдвое меньше его, и он старался спрятаться в ее объятиях. Прошло несколько минут, прежде чем он отстранился.
— Ты девственна, Мегги.
Она старалась улыбнуться, но не могла.
— Ну… да. Так полагается.
— Очень многие женщины приходят к мужьям уже нечистыми, — сурово пояснил он.
— Я никогда об этом не думала. Ты уверен? Нет, какая разница? Все это не имеет к нам отношения. О, Томас, поцелуй же меня!
Он провел ладонями от ее плеч вниз.
— Тебе нравится плащ?
— Чудесный. А ониксовая ручка, которую подарила я?
— Очень.
— Мэри Роуз считает, что это чисто мужская вещь.
— И она права.
— Солидная… мужчины как раз любят такие.
— Да.
— Томас, ты не знаешь, что делать? Нет, можешь не объяснять, я все понимаю. И мне даже нравится, что можно все начать вместе. Уверена, мы сообразим, что к чему.
— Думаешь, что я колеблюсь из-за недостатка опыта? И что я тоже могу оказаться девственником?
— Все в порядке, Томас.
Она сжала его лицо ладонями и поцеловала: девчоночий поцелуй, рассмешивший его. Опять это чертов смех. Так он, пожалуй, привыкнет. И даже полюбит это ощущение и растекающееся по телу непривычное тепло. До сих пор подобные эмоции были ему чужды.
— Честно говоря, я нервничаю, совсем немного, но нервничаю, — выпалила она между легкими поцелуями-укусами. — Правда, теперь мы женаты, и ты принадлежишь мне, и очень хочется узнать об этих самых супружеских отношениях. О Господи, это звучит ужасно неприлично?
— Мужчина не принадлежит женщине, — ответил он неожиданно сухо. Смех покинул его так же внезапно, как пришел. — Мужчина — сам по себе и вполне самостоятельное существо.
Мегги на какую-то секунду потеряла способность мыслить, Что случилось? Неужели когда-то какая-то женщина смертельно ранила его душу? Не настолько он стар, чтобы часто терпеть подобные обиды.
— Томас, так сколько тебе лет?
— Двадцать пять. В декабре будет двадцать шесть. Я родился на следующий день после Рождества. Вряд ли мать когда-нибудь простит меня за то, что испортил ей праздник.
Он пытается смягчить обстановку. Что же, не важно. Если женщина действительно ранила его, превратив в циника, когда-нибудь он все расскажет, и она постарается залечить рану.
Мегги снова поцеловала его, ведя дорожку поцелуев по щеке и подбородку, и убежденно прошептала, вкладывая в слова всю душу:
— Я сделаю так, что ты захочешь принадлежать мне.
И снова его поцеловала.
На этот раз он ответил страстным, почти жестоким поцелуем, безмолвно приказывая приоткрыть губы, и она так и сделала и почувствовала, как его язык скользнул сначала по ее нижней губе, а потом внутрь. Он был совсем другим, этот поцелуй. Исступленным. Безумным.
Томас на секунду поднял голову и, неожиданно сжав ее грудь, прошептал:
— Мегги, я не девственник.
Мегги, ошеломленная его поцелуем, этой внезапной атакой, застигшей ее врасплох и заставившей желать большего, хоть и неизвестно чего, обуреваемая желанием узнать все до конца, кое-как умудрилась взять себя в руки, тем более что Томас, очевидно, знал, как именно действовать.
— Вот и хорошо, — заявила она. — Я не слепа, Томас, и знаю, что от парней ожидают большей опытности, в подобных вещах и что другие мужчины считают их сопляками, пока они не сделают это и, возможно, не один раз. Я также подмечала иногда, что парни часто теряют самообладание, когда речь идет о представительницах прекрасного пола. Они подходят к девушке и начинают заикаться. Руки трясутся, и болтают они ужасные глупости. Возьми хотя бы Уильяма.
— Мужчины способны себя контролировать. Это вопрос воли и характера.
— Я знаю, что ты не мог бы обмануть женщину, потому что твой характер безупречен. И воля тоже сильна, особенно когда речь идет о делах плоти.
— Наверное, но это не важно. Я должен осуществить наш брак, иначе он так и не будет настоящим браком.
— Хорошая мысль.
Он смотрел на нее так строго, словно не был уверен в чем-то и ничего не мог с собой поделать. Мегги, неловко собрав в кулачок рубашку на груди Томаса, притянула его к себе, одновременно целуя во все места, куда могла дотянуться.
— Я возьму твою невинность, — прошептал он ей в губы, — нанесу рану там, где до меня никто не был раньше, и когда прольется кровь, наш брак станет истинным. Ни секундой раньше. И тогда назад уже не повернуть. Ты станешь моей.
Мегги мгновенно забыла о поцелуях и нахмурилась.
— Не знаю, почему ты так беспокоишься, Томас. Я не хочу поворачивать назад. Погоди, что там насчет крови? Что это означает? Мне совсем не нравятся никакие раны.
— О Боже, Мегги, ну почему ты не расспросила свою мачеху подробнее? Неужели совсем ничего не знаешь?
— Знаю все о языках, хотя все еще немного трудновато освоиться с этим.
Освоиться?
Томас попытался улыбнуться, но не смог, и вместо этого спросил:
— Но ты знаешь, что мы собираемся сделать?
— Не совсем. То есть не во всех деталях.
— Ну, хотя бы в самых общих чертах?
— По-моему, ты должен раздеться. Как-то в детстве я купалась вместе со своими чертовыми кузенами, и они сбросили одежду, Тогда я и заметила, что они кое в чем от меня отличаются, но не знаю, что именно требуется, чтобы зачать ребенка.
— И это все? Все, что ты можешь сказать? А вот я в свое время догадался спросить.
— Ты, наверное, шутишь, Томас? Или смеешься надо мной?
Он надолго задумался, прежде чем ответить скорее себе, чем ей:
— Нет, я не стал бы шутить насчет подобных вещей. А сейчас нужно сделать то, что должно.
Мегги показалось, что он сердится на нее, и она вдруг запаниковала. Томас ничего больше не сказал, даже не поцеловал ее. Только подхватил на руки и шагнул к широкой кровати.
