– Здесь есть дудочка, и когда мужчина на ней играет, женщина поет.
– Думаю, ты не должен трогать меня вот так.
Она облизнула внезапно пересохшие губы.
– Смотри, как я это делаю!
Он не возражал Сорче. Он ей приказывал.
То, что началось как простой порыв, превратилось в событие, которое вышло далеко за рамки ее мизерного опыта. Все внутри у нее внезапно взбунтовалось. После стольких пустых лет было удивительно видеть, что ее тело по-прежнему подвержено всем внешним воздействиям. Что ее тело на самом деле живет своей собственной жизнью, не повинуясь рассудку. Окаменев от изумления, она смотрела, как он очень неспешно кладет руки ей на колени. Когда его шероховатые ладони скользнули по внутренней стороне ее ляжек, он раскраснелся, словно внутри него разлился жар.
Сорче это было понятно, потому что ее тоже бросило в жар. Ее кожа стала обостренно ощущать каждое дуновение ветерка. Соски у нее напряглись почти до боли. А ее дудочка заныла от нетерпения.
– Арну, не надо!
Ее голос был таким слабым, что ветерок унес его прочь.
Арну опустился у нее между ног и при солнечном свете увидел ее женские тайны.
– Когда ты оставалась одна, ты когда-нибудь…
– Да, – поспешно ответила она.
Конечно, она это делала! Чтобы не сойти с ума в тесном мирке монастыря. Но Сорче не хотелось об этом говорить.
К несчастью, ему хотелось. Он погладил ее ноги, подышал на тугие завитки волос.
– Значит, в монастыре ты себя трогала. Вот так?
Он провел большими пальцами вдоль складки ее женственности.
Она содрогнулась.
– Правда, Арну, по-моему, тебе не надо… и мне не надо…
Пока она протестующе лепетала, он смотрел, как двигаются его пальцы.
– О чем ты?
– Не надо делать что-то такое, что я…
Она задохнулась: его палец на долю дюйма проник внутрь нее.
– Чего именно не надо делать?
– Того, что я делала в самый последний, самый темный…
От охватившего Сорчу желания ей трудно было дышать.
– Самый последний, самый темный?
С огромным усилием она договорила:
– В самый поздний, самый темный час ночи.
Арну стал ласкать ее языком.
Сорча застонала. Ничто из того, что делана она сама, не шло ни в какое сравнение с одним-единственным прикосновением его языка, шероховатого и умелого.
– Говори, что ты делала в монастыре, – приказал Арну.
– Я… ну… Я трогала себя там, где сейчас твой язык.
– А ты нажимала? – Он проиллюстрировал свой вопрос действием. – Или тянула?
Он обхватил ее губами и сделал слабое всасывающее движение.
Кровь загрохотала у нее в ушах. В глазах потемнело.
– Расскажи мне, – прошептал он.
Словно завороженная тембром его голоса, Сорча была с ним предельно откровенна. Как ни с кем и никогда.
– Я была одна. Монахини… они молились и служили Богу, а я… я не была такой, как они. У меня даже вера другая. Но я… я не была и в миру. – Сорче хотелось излить Арну душу, рассказать все без утайки. Арну поймет. – Зимой почти все время темно. В монастыре поговорить не с кем. Я воображала мужчину…
– Принца?
– Нет! – Она почти засмеялась, сосредоточившись на ощущениях у нее между ногами и едва сознавая, что именно она ему открывает. – Просто мужчину, который трогал меня и говорил мне, что я прекрасна.
– Ты прекрасна.
Голос Арну ее ласкал.
– Который жил со мной, разговаривал, делал со мной такие вещи… Ох, Арну, пожалуйста! – Ее пальцы мяли траву. Тонкие стебли ломались под их судорожными движениями. – Пожалуйста, Арну! Ты должен… Еще немного, и я смогу…
– И в самый поздний, самый темный час ночи тебе удавалось заставить себя содрогнуться и кончить?
– Да!
– Вот так?
Он ласкал ее губами и языком. Похоже, он точно знал, с какой силой надо нажать, какую скорость движений поддерживать, как доставить ей наслаждение, не лишив девственности.
Ее тело содрогнулось. Она вскрикнула, отдаваясь волнам острого наслаждения. Все ее существо сосредоточилось в том центре, который он нашел с такой легкостью и разбудил с таким умением.
Она лежала на земле, ловя ртом воздух, и все страдания долгих лет одиночества испарились в жаре этого волшебного кольца.
Но Арну не убрал пальцы. Он продолжал возбуждать ее, и Сорчу снова охватило желание.
Его голос был текучим и пьянящим, словно шотландское виски.
– А ты вкладывала палец внутрь?
Он собирается… собирается… Она этого не вынесет. Это уже слишком: сапфировое небо, изумрудная трава, шаловливый ветерок, властный мужчина, ее нагота, постыдная откровенность, неутолимая страсть…
– Арну, пожалуйста, не надо…
Он ее не послушался, и его палец проник в ее тело.
Она была влажной, набухшей, и как только ее плоть сомкнулась вокруг его пальца, все ощущения обострились до предела. Он задал ритм, который ее тело почему-то узнало: ритм океанских волн, смены времен года, движения звезд. Повинуясь его подсказкам, ее тело вздымалось и двигалось, поднимаясь и опускаясь в такт движению его пальца, который то погружался в нее, то выходил обратно.
Когда же его палец остался внутри, продолжая ласки, ощущение заполненности усилилось почти до дискомфорта. Она даже ощутила боль.
Она начала ерзать, пытаясь снова вернуться к наслаждению.
– Два пальца, и все. Милая, дай мне…
– Нет!
Она попыталась отстраниться.
Он удержал ее, обхватив за бедра, и снова прижался губами к тайному местечку у нее между ног.
И тут Сорчу осенило: все, что он делал до этого, было прелюдией.
Сорча взлетела на вершину блаженства, вскрикивая, плача, извиваясь и вырываясь, содрогаясь снова и снова, пока не замерла в полном изнеможении.
Когда она упала на траву, задыхаясь, не в силах даже пошевелиться, Арну приподнялся и накрыл ее своим телом.
Он придавил ее к земле. Застежки на его одежде впивались ей в кожу. Он обнимал ее, покрывал поцелуями.
– Ш-ш! Милая, ты великолепна! Ты прекрасна!
Сорча обхватила его ногами и приподнялась ему навстречу.
Однако он двигался очень неохотно, не ответив на ее порыв.
– Ты меня не хочешь?
– Не хочу? – Его голос охрип от желания. – Да я умираю без тебя.
– Тогда разденься и…
– Нет! – Он посмотрел на нее. – Ни в коем случае.
– Но я хочу…
– Один из нас должен помнить об ответственности. Я беру ответственность на себя. – Он резко рассмеялся. – Удивительно, что меня не поразила молния за то, что я только что проделал. Но мы должны остановиться, Сорча. Должны.
– А меня поразила!
Она снова потерлась о его тело.
– Милая девочка, ты находилась не настолько близко, тебя лишь подпалило!
– А если бы находилась ближе?
Он с ужасом посмотрел на нее. Сорче не понравился его взгляд.
