В неком почтительном страхе перед непонятной ему глубокой печалью Пол в течение некоторого времени стоял перед девушкой молча. У него самого на глазах выступили слезы и потекли по щекам. Но он не замечал этого. Почти так же, как теперь, хотя и не так долго и не столь горько, она плакала и прежде, когда он особенно настойчиво просил ее назвать наконец-то день, в который она выполнит свое обещание выйти за него замуж.
И вот теперь, когда перед его глазами разворачивалась эта раздирающая душу сцена, Полу вспомнилось его первое восприятие Иды. Тогда ему подумалось, что, несмотря на свое воплощение в форму земной женщины, она является чем-то большим, чем обычная смертная. Глядя на нее, он все более утверждался в этой мысли. Именно поэтому он казнил себя за то, что постоянно забывал об этом и настаивал на скорейшем бракосочетании, как если бы она была самой заурядной женщиной, ничем не отличающейся от прочих смертных. Сама она могла и не подозревать, что все эти ужасные рыдания означали не что иное, как ту борьбу, которая шла между любящей женщиной, стремящейся к единению со своим земным любимым, которого она хочет видеть счастливым, и небожительницей. Ведь ясно же, что на небесах могут быть обручения, но никак не свадьбы. Так что скорее всего именно в этом была разгадка непонятной печали, в которой она пребывала в последние недели. Именно это обстоятельство давало объяснение тем мукам, которые охватывали девушку при мысли стать его женой, — и это при том, что она нежно любила Пола.
Скорее всего все так и было. По своей природе она просто не может опуститься до него. Но он-то, он должен подняться до ее уровня. Необходимо, чтобы прошли эти короткие мечтания земной страсти. Насколько же лучше, что это он обманулся во всем, что переполняет мысли и желания каждого мужчины, чем если бы подобная печаль обрушилась на нее. В тот момент Полу казалось легким пожертвовать надеждами здорового мужчины в пользу обожания любящего сердца. Сделав над собой усилие, он вновь поднялся до высоты того обожания, той аскетической страсти, которые освещали всю его жизнь, за исключением последних нескольких недель. Любимая превратила для него землю в небо, но это небо должно было оставаться не оскверненным ничем земным, поскольку этого требовала ее любовь.
После того, как он в конце концов принял решение, Пол легко коснулся Иды, поскольку слезам, казалось, не было конца, и ему хотелось каким-то образом уменьшить ее печаль. Ида была напутана и тут же устремила на него свои переполненные слезами глаза. Едва она поняла, что перед нею стоит Пол, то обняла его за шею и, когда он уселся рядом, положила голову ему на плечо и судорожно прижалась к нему.
— Ты не веришь, Пол, что я люблю тебя, и я не могу поставить тебе это в вину, — всхлипывая, сказала она. — Но я люблю тебя, люблю. Я действительно люблю тебя.
— Я верю. Я знаю это, — прошептал Пол. — Не думай, что я сомневаюсь. И прошу тебя — не плачь. Я обещаю, что начиная с этой минуты я удовлетворюсь лишь мыслью, что ты любишь меня. Я не буду более мучить тебя упреками и настаивать, чтобы ты стала моей женой. Я понимаю, что был по отношению к тебе просто жестоким.
— Как раз моя-то любовь и является причиной того, что я не хочу становиться твоей женой. — И она снова всхлипнула. — Обещай, что ты никогда не усомнишься в моей любви. Не проси, чтобы я тебе что-то еще объясняла. Только верь мне.
— Мне кажется, что я уже понял, почему все так происходит, — мягко и очень по-дружески сказал Пол. — И с моей стороны было крайне глупо не догадаться об этом прежде. Приди мне эта мысль в голову раньше, я не доставил бы тебе столько огорчений.
Ида подняла свою головку с его плеча и быстро спросила:
— Так что же ты понял, скажи, пожалуйста?
Очень уважительно и мягко Пол начал объяснять ей, что в ней скрывается таинственная, по всей видимости, непонятная даже ей самой причина того непреодолимого внутреннего сопротивления малейшей мысли о возможном браке с ним. При этом он еще раз подчеркнул, что нимало не сомневается в ее любви. Он упрекал себя в том, что не сразу распознал тот святой инстинкт, который удерживал ее от брака, и все это время в своем слепом самолюбии не прекращал настаивать на том, чтобы она пошла против своей природы и приняла угодное ему решение. И вот теперь, когда у него наконец-то открылись глаза на правду, он не будет более огорчать ее своей настойчивостью. Ее любовь сама по себе уже достаточна для его утешения и счастья. Так пусть отныне земная страсть не тревожит святое спокойствие ее души!
Когда Пол начал излагать свою теорию, Ида смотрела на него с нескрываемым удивлением. Когда же ей стал ясен смысл сказанного, она отвернулась и закрыла лицо руками, как это делается, когда человека переполняет жгучий стыд. Она не отнимала рук от лица до тех пор, пока он не кончил говорить. Затем внезапно поднялась.
Из расположенных у них за спиной окон комнаты для гостей падал скудный свет. Но этого света было достаточно, чтобы увидеть, что ее щеки и лоб прямо-таки горели.
— Я полагаю, что теперь мне лучше всего уйти к себе, — заметила она. — Будь здоров!
Уже в следующее мгновение Пол остался в одиночестве, удивляясь ее столь поспешному уходу.
Быстрыми шагами Ида пересекла комнату для гостей, поднялась по лестнице и вошла в свою спальню. Закрыв дверь, она бросилась на постель и разразилась судорожными рыданиями.
— Мне казалось, что у меня уже не осталось слез, — прошептала она, поднимаясь через некоторое время с постели и поправляя свою прическу.
Несколько мгновений она оставалась сидеть на краю постели, погруженная в некое подобие печального полусна. Затем поднялась и направилась к чудесному бюро, подаренному ей мисс Ладингтон. Открыв его, Ида вынула несколько приготовленных для письма листов бумаги.
— Если бы я не бросилась наверх, — говоря сама с собой, прошептала она, — я могла бы рассказать ему обо всем. Однако, пожалуй, лучше, что он узнает все таким образом. Наверное, если бы я увидела его лицо, когда он узнает обо всем, это просто убило бы меня. О, любимый мой! Любимый! Ну что ты будешь думать обо мне, когда узнаешь правду?
Тут она уселась за бюро и начала писать. Временами она прерывала свое занятие и плакала. Затем снова писала. Послание было закончено к полуночи. Вверху было обращение:
«Полу, моему любимому, который разлюбит меня, прочитав нижеследующее, но который навсегда останется любимым мною…»
Затем шел текст:
«Это письмо объяснит тебе, почему завтра вы найдете мою комнату покинутой. Я не в состоянии более выносить любовь и почти обожествление со стороны тех, кого я так низко обманывала. Это и есть причина моего побега. Ты никогда более не увидишь и не услышишь меня. А когда ты закончишь читать это письмо, то у тебя уже не будет и никакого желания общаться со мною. Все драгоценности и платья, которые мне подарила мисс Ладингтон, я оставляю, как, впрочем, и все остальное. Я возьму с собою лишь ту одежду, в которой собираюсь уйти, но и ее я незамедлительно вышлю, как только доберусь до места, в которое направляюсь. О мой бедный Пол! Я являюсь Идой Ладингтон не в большей степени, чем ты сам. Ну как вы только могли поверить в такое?!! Но я хотела бы рассказать свою постыдную историю с самого начала, чтобы все было ясно. А может быть, тут и нет ничего удивительного, что вас удалось так легко обмануть. Наверное, это могло случиться с каждым, у кого были бы такие же теории и убеждения, как у вас.
