И в этом тоже не было ничего удивительного, поскольку достойная леди невероятно любила украшения.
Истинной гордостью ее коллекции считался окруженный брильянтами сапфир, принадлежавший Стюартам и преподнесенный королю кардиналом Йоркским.
Карикатуристы и памфлетисты с удовольствием описывали любовный роман между двумя пожилыми и отнюдь не страдавшими худобой людьми.
Всего лишь неделю назад весь Лондон потешался над этой парочкой, читая получивший невероятную популярность куплет:
Пьют кларет или, слившись устами,
Жирные бедра щекочут перстами.
Эмоциональный и склонный к театральности в своих любовных приключениях король нисколько не менялся с годами.
По словам жены русского посланника, венценосец признался ей, что «никогда раньше не знал, что такое любовь», и готов на все ради леди Конингем, ведь «она — ангел, посланный мне Небом».
Видя омраченное беспокойством лицо монарха, граф понял, что его величество тревожится из-за предстоящей разлуки с фавориткой, и преисполнился жалостью к своему повелителю.
Граф лучше многих знал, как одиноко бывает порой королю.
При всех своих многочисленных романах Георг был бы неизмеримо счастливее как отец и супруг.
Он постоянно влюблялся в немолодых женщин, что выдавало его стремление к надежности и безопасности, но при этом обожал давать советы юным.
Словно почувствовав симпатию и сочувствие графа, король сказал:
— Хочу показать вам кое-что, Мелтам.
Граф уже приготовился выразить восхищение по поводу очередной картины или дорогущего предмета искусства, едва ли не ежедневно пополнявших коллекцию его величества, но король повел его в холл, где остановился перед грудой игрушек, сваленных на одном из диванчиков.
Здесь были куклы и оловянные солдатики, коробки с кеглями и всевозможные игры.
Заметив на лице графа изумление, король сказал:
— Разумеется, это все для Конингемов. Я хочу, чтобы вы поняли, сколь важна для меня возможность делить с ними семейную жизнь и как глубоко я сожалею о том, что сам никогда не имел такой вот семьи.
Граф молчал.
Глаза у короля затуманились, как бывало всегда, когда он вспоминал своего единственного ребенка, принцессу Шарлотту, умершую два года назад при родах.
— И все-таки мне повезло, Мелтам, очень повезло. Леди Конингем вошла в мою жизнь и полностью ее изменила.
Граф взял в руки куклу со светлыми волосами.
— Мне нравятся ее дети, — продолжал между тем король. — Нравятся, как будто они мои собственные. Ее младшая дочь, Мария, написала мне письмо сегодня утром. Знаю, вам будет интересно взглянуть.
Он с гордостью достал письмо из кармана.
Граф положил куклу и пробежал глазами трогательные слова благодарности.
— Рад за вас, сир.
— И все-таки вы считаете, что мне нужно уехать?
— Да, ваше величество. Я совершенно убежден, что вам нужно туда ехать. Ваши ирландские подданные будут счастливы увидеть своего повелителя.
— Что ж, в таком случае буду готовиться, — твердо сказал король.
Потом они вместе осмотрели новые, только что прибывшие из Голландии картины и небольшой набросок, посвященный коронации.
К тому времени, когда граф вернулся домой, ехать в Роксли было уже поздно, и он решил перенести поездку на следующий день.
Утром, однако, планы вновь нарушил секретарь, напомнивший графу о его обещании выступить в дебатах, проходивших в палате лордов.
Нарушить слово, данное накануне автору билля, который сам граф одобрял и поддерживал, было бы невежливо, и он отправился в палату, где и выступил с убедительной и прекрасно аргументированной речью, которую, разумеется, никто не слушал.
Часы показывали шесть вечера, когда граф смог наконец выехать из Лондона.
Ловко управляя фаэтоном, он с удовлетворением думал о том, что еще успеет в поместье к ужину.
В то утро Селеста проснулась с твердым намерением убедить брата в невозможности ее брака с лордом Кроуторном.
Накануне вечером, убедившись, что после второй бутылки брат уже не в состоянии внимать выдвигаемым ею доводам, она в слезах ушла к себе в спальню.
Лежа на кровати в темной комнатушке, Селеста плакала от отчаяния и беспомощности. Мало того что она потеряла графа, но теперь ее будущее омрачала безрадостная перспектива стать женой ненавистного лорда Кроуторна.
Вспоминая о графе, девушка признавалась себе, что все последние дни после их первой встречи думает только о нем, что он неким непостижимым образом уже стал частью ее жизни.
Они были так близки, когда танцевали у него на балу… Ей даже казалось, что они одинаково думают и чувствуют одно и то же.
Снова и снова Селеста перебирала в уме темы, которые они обсуждали в первый вечер знакомства.
Почему она ненавидела его? Наверное, не только потому, что он выиграл в карты ее родной дом, но и потому, что поцеловал ее.
Теперь Селеста понимала, что он с самого начала взволновал ее как мужчина, пробудив чувство, которое она принимала то за неприязнь, то за ненависть.
Граф был воплощением мужской силы, но, как ни странно, она не боялась его, как боялась лорда Кроуторна.
Наоборот, рядом с ним она ощущала себя в безопасности, чувствовала покой и защищенность, каких не знала с тех пор, как мать сбежала из дома.
Но граф скоро женится, а значит, он потерян для нее навсегда.
Вот только, если его сердце принадлежит леди Имоджен, почему тогда он был так добр к ней, почему говорил все эти комплименты?
Да потому, с горечью отвечала себе Селеста, что она ничего для него не значит. Она жила вне рамок света, и он мог обращаться с ней как с доступной женщиной и возможной любовницей.
Зачем же тогда он пригласил ее на бал и представил своим друзьям?
Более того, выделил из всех приглашенных, чем привлек к ней общее внимание?
Она не понимала этого, но чувствовала, что какое-то объяснение должно быть.
Вот только отыскать его не получалось — голова не работала, мысли путались, и даже самая простая задача выглядела неразрешимой, потому что боль в сердце отзывалась слезами и не позволяла сосредоточиться.
Проплакав чуть ли не всю ночь, Селеста проснулась осунувшаяся, с темными кругами под глазами.
— Бог ты мой! — всплеснула руками Нана, увидев ее утром. — Да что ж вы такое с собой сделали?
Девушка не ответила, и служанка, вздохнув, продолжала:
— Я знаю, душечка, как сильно вам не хочется выходить замуж за лорда Кроуторна. Но и нельзя же вечно жить в коттедже, где за вами и присмотреть некому, кроме меня одной. Вы слишком красивая. Добром такая жизнь не кончится, рано или поздно что-то случится.
