Ознакомительная версия.
— Мой намек на наши, как вы столь деликатно выразились, совсем не родственные отношения был сделан нарочно! Я хотел заранее предостеречь Брауна, сколь неразумно трогать хотя бы один золотой волосок на вашей голове! — Доминик снова стиснул челюсти, и на скулах у него заходили желваки. — Не могу сказать, что сейчас я сам не испытываю такого желания! — Даже намеренно тихий голос не скрывал его гнева.
Каро задрожала сильнее, слишком поздно осознав свою ошибку. Напрасно она стала расспрашивать Доминика. Он и без того очень зол на нее; глаза у него стали такими светлыми и мерцающими, что, казалось, в них плещется жидкое серебро, шрам зловеще побагровел и натянулся, а губы сжались в тонкую нитку.
Видимо, Доминик решил, что выразительного взгляда недостаточно. Не спуская с нее глаз, он опустился на колени на край кровати, грубо притянул ее к себе и впился в губы жадным поцелуем.
Поцелуй был лишен всякой нежности. Когда он языком раздвинул ей губы, Каро показалось, будто в рот к ней проникло смертоносное жало. Одновременно он захватил рукой ее грудь и принялся так же грубо и безжалостно ласкать ее.
Головой Каро понимала: такой грубый натиск должен был если не внушить ей отвращение, то хотя бы напугать. Она же почувствовала, как в ней нарастает возбуждение; ее всю словно обдало жаром, грудь напряглась, между ног стало влажно.
Доминик грубо расшнуровал корсаж платья, спустил до талии рубашку. Затем снова приник к ней губами. Рука не отпускала захваченную в плен грудь; он начал дразнить и ласкать пальцами отвердевший сосок.
Все, кроме Доминика, перестало для нее существовать. Когда он наконец оторвался от ее рта и его губы двинулись вниз, как ей показалось, опаляя ее кожу, она призывно выгнулась, обняла его за шею и зарылась пальцами в его густые темные волосы на затылке. Он опускал голову все ниже и наконец захватил в рот отвердевший сосок.
Каро показалось, что из нее разом выкачали воздух; каждое прикосновение губ и языка Доминика накрывало ее новой волной удовольствия. Она беспокойно задвигалась в его объятиях, прижимаясь к нему всем телом, понимая, что только он способен дать выход для ее невыносимого жара.
Доминик собирался лишь наказать Каро за непослушание, за то, что она подвергла сомнению его храбрость, но, целуя и лаская ее, он неожиданно для самого себя возбудился так, как еще не возбуждался никогда в жизни. Не думая ни о чем, он еще ниже спустил с нее платье и рубашку, и некоторое время просто любовался ее обнаженным телом, ее высокими, полными грудями, тонкой талией, плоским животом с треугольником золотистых волос внизу.
Не переставая ласкать ее груди, он осторожно раздвинул рукой ее ноги и, добравшись до шелковистого треугольника, жадно принялся исследовать его. Раздвинув чувствительные складки, он добрался до потайного отверстия, но не касался его, только медленно, осторожно обводил пальцами набухший бутон. Каро обдало жаром, и она хрипло застонала, прижимаясь к нему. Он как будто не спешил заканчивать сладкую пытку, но радовался ее стонам, которые она издавала всякий раз, как он приближался к средоточию ее наслаждения.
Вот он легко, как бы невзначай, дотронулся до заветного места и сразу почувствовал, что набухший бутон готов раскрыться. Не обращая внимания на стоны Каро, он продолжал ласкать ее. Его чуткие пальцы проникали все глубже; она напряглась, не желая выпускать их, и подалась к нему навстречу всем телом. Доминик затягивал сладкую пытку, отказываясь выполнить ее безмолвную просьбу. Наконец она не выдержала:
— Доминик… пожалуйста!
Он слегка приподнял голову и увидел, что она зарделась от возбуждения и стыда.
— Что — пожалуйста?
Глаза ее засверкали, как изумруды; пальцы впились ему в плечи.
— Не мучай меня, Доминик!
— Каро, скажи, чего ты от меня хочешь, — хрипло попросил он. — Тебе стоит только приказать, и я повинуюсь!
Можно ли ей так поступить? Можно ли просто объяснить Доминику, чего она хочет от него? Она хочет, чтобы он подарил ей облегчение, избавил от мучающего ее жара!
— Каро, хочешь, чтобы я вошел в тебя? — тихо спросил Доминик, как будто сжалившись над ней.
— Да! — прошептала она.
— Как именно? — спросил он. — Чтобы я сам или пальцами? Языком?
Ах, что же ей выбрать? У него такие чуткие, умелые пальцы… Такой горячий, ненасытный язык… Такой мощный член — она чувствует, как он увеличивается в размерах… Каро никак не могла сделать выбор. Она знала одно: ей хочется испытать все.
— Давай вначале проверим, что понравится тебе больше всего. — Доминик пожирал ее страстным взглядом. Его пальцы снова проникли в ее потайные глубины.
И Каро снова испытала наслаждение, только теперь ее чувства еще более обострились. Инстинктивно она двигалась в такт с его ритмичными движениями, понимая, что балансирует на грани… Чего? Она не знала. Понимала только, что хочет, отчаянно жаждет именно этого, хочет так, как никогда в жизни ничего не хотела.
Палец проникал все глубже, и она снова застонала. Глубже… еще глубже! Он то входил в нее, то выходил, принося и радость, и страдание.
— Ляг на спину, — хрипло приказал Доминик.
Укладывая ее на подушку, он не прекращал запретных ласк. Затем он окончательно снял с нее платье и рубашку, а сам встал на колени между ее разведенными ногами и склонил голову к золотистому треугольнику волос внизу живота.
При первом жарком прикосновении его языка Каро словно подбросило вверх. Он не останавливался; она вцепилась руками в прутья кровати, а потом низко закричала от удовольствия, запрокинув голову. Волна невообразимого наслаждения накрыла ее. Доминик доводил ее до исступления, все глубже погружая в нее то пальцы, то язык.
Каро превратилась в струящийся огонь. Ей казалось, будто она языки пламени; волна удовольствия, зародившаяся между ног, захлестнула все ее тело. Каждое его прикосновение порождало новые, все более сильные волны умопомрачительного наслаждения.
Не переставая ублажать Каро, Доминик наблюдал за ее лицом. Он видел: еще миг, и она забудется в вихре наслаждения. Ее глаза превратились в бездонные озера, щеки пылали, пухлые губы приоткрылись, грудь напряглась, бедра манили его войти, под его языком пульсировал бутон ее женственности, и все ее тело трепетало от удовольствия, порожденного его нескончаемыми ласками.
Глядя на нее, Доминик понял, что никогда не испытывал ничего прекраснее. Каро как будто полностью раскрылась, отдалась наслаждению, которое дарили ей его губы и руки.
Да, еще недавно он страшно злился на нее, готов был растерзать за то, что она повела себя безрассудно и сама выдала Николасу Брауну свое местопребывание. Впрочем, здесь и сейчас не хотелось даже думать о плохом. Каро, на которой из одежды остались лишь белые кружевные чулки, лежала перед ним, содрогаясь от удовольствия.
Ознакомительная версия.
