— А у меня есть. Потрясающий конь!
Кэйди улыбнулась: он был так доволен собой!
— Но ты могла бы взять лошадь напрокат у Нестора. Куда бы нам съездить, Кэйди? Может, покажешь мне окрестности? Я ни разу нигде не был с тех пор, как поселился здесь.
Ну вот, теперь она наконец опомнилась.
— Джесс… Завтра я занята.
— Весь день?
Она кивнула.
— А как насчет субботы?
— Нет, не могу.
— Но почему?
— Дела.
Продолжая улыбаться, Джесс отпустил ее руку.
— В воскресенье, — предложил он тихо, на этот раз даже не спрашивая.
Она опустила голову.
— Может, имеет смысл перечислить остальные дни недели? Я готов, если это поможет.
— Послушай, Джесс…
Кэйди обрадовалась, когда он отступил еще на шаг: ей стало легче думать.
— Я просто… Я не вижу в этом смысла. Нам с тобой незачем ездить на прогулку и вообще…
— Но почему?
«Потому что ты наемный убийца! Как ты можешь хладнокровно убивать людей за деньги? Сколько человек ты застрелил?» — вот о чем следовало его спросить вместо того, чтобы выяснять, был ли он счастлив в детстве!
— Почему, Кэйди?
Она покачала головой. Объяснить ему? Он улыбался ей печальной, несколько вымученной улыбкой, которая могла бы растопить ей сердце, если бы не вызвала кое-что в памяти. Кэйди где-то слышала или читала, что Малыш Билли всегда улыбался. Такой обаятельный и дружелюбный парень. Он неизменно был приветлив даже с теми, в кого целился и стрелял. Насмерть.
— Знаешь, уже поздно, — заторопилась она. — Нам пора попрощаться. Леви должен запереть входные двери.
Джесс шагнул к ней. Она инстинктивно отпрянула в раскрытую дверь своей комнаты и с упавшим сердцем проследила, как удивление у него на лице сменилось пониманием и горечью. Его губы презрительно скривились.
— Ах вот в чем дело! Можно целоваться со мной здесь в темноте, но поехать на прогулку посреди бела дня — нет, это невозможно! Что ж ты сразу не оказала?
Кэйди в отчаянии ломала руки.
— Очень хорошо. Прекрасно. Поверь, мое сердце не разбито.
Он попятился от нее.
— К тому же тебе надо беречь белоснежную чистоту своей репутации! Как же я мог об этом забыть? Что люди скажут, если узнают, что благородная дама из высшего общества, владелица салуна, играющая с клиентами в «блэк джек», поехала кататься верхом с Джессом Голтом?
Крутанувшись на каблуках, он отошел на несколько шагов, потом, повернувшись, снова направился к ней. Кэйди решила, что он хочет забрать свою шляпу, все еще висевшую на колышке для георгина.
— Беру свои последние слова назад. Все это не всерьез. Забудь, что я это говорил.
Она лишь посмотрела на него.
— Забудь, ладно?
— Ладно.
— Вот и хорошо. Спокойной ночи.
Нахлобучив, шляпу на лоб, Джесс поспешил прочь. На этот раз он не остановился.
Кэйди без сил опустилась на крылечко. — Страшила? — жалобно позвала она. Проклятый кот не удостоил ее вниманием, не вышел, чтобы утешить, хотя она остро нуждалась в сочувствии. Кэйди несколько раз проиграла в уме сцену с Джессом, только в ее воображении конец с каждым разом становился все более смелым, все более опасным для белоснежной чистоты ее репутации.
Вздыхая и тоскуя, хмурясь и томясь, Кэйди прострадала на крыльце, пока не зашла луна. Наконец, отсидев себе зад, она поднялась, вошла в .комнату, разделась и легла в постель. «Забудь об этом, — сказала она себе, покрепче закутавшись в одеяло. — Просто усни и забудь обо всем». Этот благой совет ей пришлось повторять до самого рассвета.
На следующий день Джесс вошел в ресторан Жака, когда Кэйди доедала ленч. Машинально, просто по привычке, она улыбнулась ему, даже передвинула стакан и солонку, чтобы освободить для него место за столом, но он коснулся полей шляпы и прошел мимо, направляясь к пустому столику в углу.
Она вспыхнула, как зарево. Мужчины нечасто выказывали ей свое небрежение так открыто. Женщины — да. «Ты это заслужила», — напомнил тихий, но настойчивый внутренний голос. Голос совести. «Заткнись», — ответила Кэйди, разворачивая газету.
Если ей и надо было как-то оправдать свое решение держаться подальше от Джесса Голта, вторая часть интервью, взятого у него Уиллом Шортером, сослужила ей отличную службу.
Ну, разумеется, если только поверить газете, то каждый из них первым хватался за оружие, все, как один, были подонками, карточными шулерами, ворами и выродками, получившими по заслугам. А сам Голт представал жертвой обстоятельств, героем поневоле, случайно втянутым в круговорот событий. Просто ангел мщения с дымящимися шестизарядными «кольтами» в руках.
Кэйди прекрасно помнила, как он предстал перед ней в образе беспощадного и хладнокровного убийцы, готового пристрелить любого, кто придется ему не по вкусу. Когда это было? Неужели всего неделю назад? А потом он позировал перед фотоаппаратом вместе с обалдевшими от такой неслыханной чести жителями города. А в перерывах между съемками возился с Хэмом в пыли. И ослеплял своим обаянием видавшую виды хозяйку салуна…
Она по-воровски скосила на него глаза поверх кофейной чашки. Оказалось, что Джесс тоже смотрит на нее. Он кивнул ей с холодной улыбкой на губах, так и не добравшейся до глаз, и углубился в меню. Поскольку он обедал в этом заведении каждый день, а меню у Жака не менялось с 1878 года, Кэйди поняла, что он притворяется.
Ну и глупо. Вчера они целовались, а сегодня даже словом обменяться не могут?
Дочь Жака Мишель, застенчивая простоватая толстушка, подошла, чтобы принять у него заказ. Джесс сказал что-то такое, отчего она запрокинула голову и расхохоталась в голос. У Кэйди от неожиданности открылся рот. Ей самой почти никогда не удавалось вызвать у Мишель даже улыбку, до того эта девушка была робкой.
Что ж, удивляться нечему. Глендолин с каждым днем все больше сходит с ума по Голту, а теперь и Уиллагейл вступила на тот же путь. Мэгги Маккормик, девушка, которую Кэйди наняла, чтобы менять постельное белье и прибирать в номерах постояльцев, ежедневно спускалась вниз со свежей историей о том, что он ей сказал, как он с ней шутил, как заигрывал. А этим утром даже почтмейстерша Инид Дафф, старая дева без каких-либо надежд или перспектив, попыталась выпытать у Кэйди хоть какие-нибудь сведения о нем. До того дошла, что спросила напрямую, женат ли он!
Но «последней каплей», подточившей терпение Кэйди, стала Лия Чанг, дочь владельца прачечной, та самая, за которой Леви Вашингтон ухаживал, читая книги о Будде.
— Оцень класивый целовек, — призналась она за спиной у отца, передавая Кэйди тюк чисто постиранного белья. — Оцень доблый целовек.
— Добрый? Лия, он же убийца!
