— Десять тысяч фунтов стерлингов! — пробормотал граф, — Они сказали, что как только получат деньги, уедут из страны.
— Мне следовало отдать обоих под суд, но я вовремя не посчитал это нужным, — признался граф.
— Но все равно они рано или поздно будут болтаться на виселице, а я заплатил бы в тысячи раз больше, лишь бы с вами ничего не случилось.
Его руки обхватили ее крепче, и, обернувшись к нему, Кармела поняла, что он хочет ее поцеловать, но их могли уже видеть из дома.
В доме, когда граф нес ее на руках по лестнице, а вокруг радостно и возбужденно суетились слуги, довольные, что ее удалось найти целой и невредимой, Кармела снова поняла, какой ценой обходится ей ложь.
Ей придется объяснить все и этим людям, и самому графу. Она задрожала от испуга, представив его в гневе.
Граф, почувствовав, как она дрожит, ласково спросил:
— Вам холодно?
— О нет… нет! Мне хорошо… я счастлива вернуться, — поспешила успокоить его Кармела.
— А я счастлив, что нашел вас, — прошептал он.
Он внес ее в комнату и бережно положил на кровать.
— Уложите ее светлость, — обратился он к миссис Хантли, которая хлопотала вокруг, как испуганная наседка. — Дайте ей что-нибудь поесть, и пусть поспит.
— Да, да, ваша светлость, конечно, сударь, — закивала миссис Хантли. — Я рада-радешенька, что барышня вернулась целой и здоровой.
Граф внимательно посмотрел на Кармелу, откинувшуюся на подушки. Никогда раньше не доводилось ей замечать у него такого выражения лица.
— Мы поговорим с вами позже, — пообещал он, наклонившись к девушке, и, с трудом оторвав от нее взгляд, вышел из комнаты.
Ей отчаянно захотелось вцепиться в него и никуда не отпускать.
Потом Кармела ела, спала, просыпалась и снова засыпала. Но после чая она сказала, что хочет спуститься вниз к обеду.
— Его светлость граф запретил вам спускаться вниз, пока вам не станет лучше, — заспорила с ней миссис Хантли.
— Со мной уже все в порядке.
Она все еще ощущала некоторую слабость, но не могла больше оставаться в спальне и не видеть графа. Ей хотелось быть рядом с ним, говорить с ним. Ей хотелось, чтобы он снова целовал ее. Легкая дрожь пробегала по ее телу каждый раз, когда она вспоминала о его поцелуях. Там, в лесной хижине дровосеков, он навсегда покорил ее душу и ее сердце.
Вслед за восхитительными воспоминаниями коварно подкралась мысль о Селвине Гэйле, который не сможет простить ей лжи. Как он разгневается, когда узнает, что она притворялась перед ним его кузиной Фелисити!
Кармела обратила пылкие молитвы к небу, прося Бога вступиться за нее и не дать Гэйлу в гневе забыть про свои чувства! Она молилась все время, пока одевалась, и неожиданно успокоилась, уверив себя, что еще нельзя рассказывать ему всей правды о себе.
Пока Фелисити не вышла замуж, Кармеле следует продолжать изображать из себя богатую наследницу.
Несмотря на всю свою любовь к графу, Кармела сохраняла преданность и верность Фелисити и считала себя обязанной сдержать данное слово и занимать место подруги до тех пор, пока в этом не отпадет необходимость после смерти жены Джимми.
Разрываемая на части противоречивыми желаниями, она не могла определиться, чего же ей самой хочется больше: поведать всю правду любимому человеку или оставить его в мире иллюзий, наслаждаясь вместе их призрачным счастьем.
Но расплата была неминуема. Если в порыве гнева граф прогонит ее, жизнь без него потускнеет и навеки потеряет всякий смысл, и больше никогда она не узнает, что такое счастье.
» Я люблю его! Люблю его! Я люблю его!«— стучало в висках с каждой ступенькой, пока Она преодолевала лестницу, спускаясь в гостиную.
Войдя в гостиную через раскрытые двери, она застыла, увидев его в противоположном углу комнаты напротив камина. Так она и стояла какое-то время, любуясь его красивой и величавой фигурой в вечернем костюме.
Потом глаза их встретились, чуть заметная улыбка тронула его губы, и Селвин Гэйл раскрыл навстречу ей объятия.
Вскрикнув от радости, Кармела бросилась к нему.
Он схватил ее и стал целовать. Целовать с пылом и страстью, словно давно изголодался по этим поцелуям.
— Я люблю вас, — проникновенно произнес граф. — Скажите же и вы слова, что я услышал от вас сегодня утром.
— Я люблю вас, — призналась Кармела. — И ничего не могу поделать с этим.
— Пусть так будет всегда, — заключил он и снова стал целовать ее.
Только когда вошел дворецкий объявить, что обед готов, они отстранились друг от друга.
Когда Кармела взяла графа под правую руку, он накрыл ее кисть своей рукой и почувствовал, как она дрожит от его прикосновения.
Он молча улыбнулся ей. В словах не было никакой надобности: каждый знал, какие чувства обуревали их обоих.
За обедом их губы говорили одно, а глаза другое, и Кармеле казалось, будто бы они вдвоем погружены в наполненное небесным сиянием облако.
Обед закончился, и они вернулись в гостиную, и как только она присела на диван, граф сказал:
— Теперь предстоит обсудить наше с тобой будущее, моя любимая.
Она уже готова была просить его отложить все дела и серьезные разговоры до следующего дня, тогда она смогла бы обдумать все на ясную голову, но вдруг дверь открылась, и вошел Ньюман с серебряным подносом в руке.
— Что это, Ньюман? — в голосе графа проскользнуло недовольство. Он не желал, чтобы его отвлекали.
— Лошади как раз возвратились из Дувра, ваша светлость, — ответил Ньюман, — и возница привез это письмо от его королевского высочества, которое тот написал на борту вашей яхты до ее отплытия.
Граф взял с подноса письмо и начал открывать. Поскольку дворецкий уже вышел из комнаты, Селвин повернулся к Кармеле:
— Боюсь, что нашему венценосному другу придется поискать себе невесту в другом месте. Может статься, вместе мы и сумеем ему помочь в этом.
Нерешительно, лишь после недолгой паузы, Кармела все-таки ответила графу:
— Я… не думаю, будто принц станет… сильно переживать… о такой потере.
Но тут она заметила, что граф ее вовсе не слушает, а ошеломленно разглядывает полученное письмо, которое держит в руке.
Он словно онемел. Кармела занервничала:
— В чем дело? Что… сообщает вам его королевское высочество?..
— Невероятно! — только и сумел вымолвить граф. — Едва могу поверить, мне все это определенно снится.
— Что же случилось? — переспросила Кармела.
Граф снова взглянул на письмо:
— Принц Фредерик сразу же, как только взошел на борт яхты, написал мне это письмо. Он благодарит меня за гостеприимство и чрезвычайно доволен предоставленной ему яхтой, не говоря уж о моих лошадях. Он посылает вам свои приветы в самых приторно-вежливых и льстивых выражениях.
