– Дейрдре? – Алекс нахмурился. – Черт, как я мог забыть!
Он вернулся в спальню и схватил со стула алый китель. В одном из внутренних карманов он нашел то, что искал, и с улыбкой объяснил Кэтрин:
– Алуин пригрозил, что я очень пожалею, если забуду передать все это Дейрдре.
Посылкой оказались письма – целая пачка, почти такая же толстая, как та, которую вчера ночью сбросила с кровати Кэтрин.
Заметив грустную улыбку жены, Алекс виновато покраснел.
– Алуин Маккейл никогда не лез за словом в карман. А теперь, когда он влюблен, слова так и вылетают из-под его пера.
– Тебе не мешало бы брать у него уроки, – заметила Кэтрин, завистливо глядя на пачку, перевязанную бечевкой. Но уже в следующую минуту она пожалела о мелочных попреках. Она вышла замуж за человека, который любит ее, а такой удачей может похвалиться разве что каждая десятая женщина. Без писем и стихов в ее честь можно и обойтись.
Отставив банку с солью для ванн, Кэтрин обняла Алекса за шею и прижалась к нему всем телом, заглядывая в глаза. Письма упали на пол, он ответил на объятия и уже собирался унести ее в постель, когда неожиданный стук в дверь спальни заставил обоих вздрогнуть.
– Дейрдре! – воскликнула Кэтрин. – Я пошлю ее на кухню за едой и горячей водой.
– Пусть не торопится, – подсказал Алекс голосом, от которого Кэтрин охватила дрожь.
– А я думала, ты проголодался.
– Так и есть.
Во второй раз в дверь постучали громче и нетерпеливее.
– Дейрдре, это ты?
– Это твой отец, Кэтрин, – ответил гулкий мужской голос. – Нам надо сейчас же поговорить.
Щеколда на двери загромыхала, сердце Кэтрин ушло в пятки. Алекс сорвался с места, мгновенно собрал одежду, сапоги и ремень и унес их в гардеробную. Отдав Кэтрин ключ от спальни, он спрятался в крохотной соседней комнатке.
– Кэтрин! – послышалось из-за двери.
– Минутку, папа, – отозвалась она, одной рукой приглаживая волосы, а другой расправляя халат. Мельком взглянув в зеркало, она чуть не лишилась чувств: ее губы распухли от поцелуев, волосы безнадежно спутались. А постель выглядела так, словно под пологом с фестонами недавно закончилось сражение: подушки, одеяла и простыни смешались в кучу. Сэр Альфред не сможет этого не заметить. Кэтрин заметалась вокруг кровати, пытаясь навести хоть какое-то подобие порядка и уже понимая, что ее старания тщетны. Если отец заметил вчера вечером знаки внимания лейтенанта Гудвина, то теперь, увидев разбросанные подушки, он поймет, почему Кэтрин вчера так рано ушла к себе.
Туго завязав на талии пояс халата, Кэтрин подошла к двери. Ее рука так дрожала, что вставить ключ в замочную скважину удалось только со второй попытки. Наконец она открыла дверь, сохраняя на лице вымученную улыбку.
– Папа! – пронзительно воскликнула она. – Какая неожиданность!
Сэр Альфред торопливо вошел в комнату. Он был чем-то взволнован, парик криво сидел на лысой голове. Судя по измятой одежде, вчера он улегся спать одетым.
Не глядя на дочь, он прошелся по комнате и резко остановился посредине. Пока отец стоял спиной к Кэтрин, она успела украдкой пригладить волосы.
– Надеюсь, я тебя не разбудил? Еще слишком рано...
– Нет-нет, папа, не разбудил. Я уже проснулась и собиралась принять ванну.
– Да? Отлично.
Кэтрин не помнила, чтобы сэр Альфред когда-нибудь заходил к ней в спальню. И он никогда не боялся кого-нибудь разбудить.
– Папа, что случилось? У тебя неприятности?
– Случилось? Неприятности? – Он нахмурился, словно припоминая, что привело его сюда. – Неприятности... – повторил он и направился к постели.
Кэтрин побледнела, заметив, что аккуратно перевязанная пачка писем лежит на полу в двух дюймах от ноги сэра Альфреда.
– Да, у нас неприятности! – вдруг рявкнул сэр Альфред, и Кэтрин вздрогнула. – Вчера ночью стало известно, что мятежники покинули Манчестер и направляются сюда. Более того, к папистам присоединилось почти полторы тысячи жителей города! Немыслимо! Но еще страшнее то, что такое может случиться и здесь!
– Здесь, папа? Ты думаешь, мятежники явятся сюда, в Дерби?
– А что им может помешать? – в ярости выпалил отец. – Армия бросила нас на произвол судьбы, ополченцы удрали так поспешно, что потоптали все клумбы в саду!
– Папа, это еще не повод так нервничать! Ты доведешь себя до сердечного приступа. Лучше сядь и...
– До приступа? А почему бы и нет? Принц оставляет за собой пустыню, настоящую пустыню, уж можешь мне поверить. Он приказывает стереть с лица земли целые города и деревни, порядочные горожане вынуждены прятаться, чтобы спасти жизнь. А ведь я предупреждал! Я всем говорил, чего можно ждать от воров и дикарей, но разве меня слушали? Балы, чаепития, ужины – вот что устраивали вместо канонад. Теперь нам всем придется дорого поплатиться за свою беспечность!
– Папа, мне известны слухи, которые упорно распространяют власти: они не только невероятны, но и противоречивы. Зачем городу понадобилось встречать принца колокольным звоном, если горожане боялись резни? С какой стати горожане присоединились к армии, если знали, что город сровняют с землей? Будь слухи правдой, мы увидели бы гораздо больше беженцев, и не только богачей, увозящих на юг свое добро!
Сэр Альфред смерил дочь язвительным взглядом:
– А ты, похоже, научилась у брата искусству спорить.
– Я не спорю, папа. Просто считаю, что твои источники сведений недостойны доверия.
– К черту источники! Кэтрин, лорд Кавендиш, герцог Девонширский, настаивает на вывозе из Дерби всего населения, и я горячо поддерживаю это решение. Почти все утро я улаживал свои дела, чтобы мы могли покинуть Дерби как можно скорее.
– Покинуть Дерби? – ахнула Кэтрин, мельком взглянув на закрытую дверь гардеробной. Мысль о том, что ей придется уехать, во второй раз расставшись с Алексом, вызвала у нее такое отвращение, что она не услышала первые фразы очередной отцовской тирады.
– ...только чтобы наткнуться на яростное сопротивление, и кого! Подумать только – твоей матери! Она облила меня презрением. Назвала бесхребетным червяком, тряпкой, заявила, что не сдвинется с места. Ума не приложу, что на нее нашло! Даже когда я напомнил, что ее могут подвергнуть чудовищному насилию, а Роузвуд-Холл – сжечь дотла, она осталась непоколебима! Вот я и пришел к тебе, надеясь, что ты поможешь образумить ее.
Сэр Альфред сильно вспотел, извлек из кармана платок величиной с наволочку и принялся вытирать лицо и шею.
– Неблагодарная... – ворчал он. – Тридцать пять лет она пользовалась неограниченными привилегиями и начисто забыла о чувстве долга! Она уже не помнит, кто она такая и кем была, пока я из великодушия не спас ее от позора и нищеты! А ведь она торжественно поклялась повиноваться мне! Что скажет лорд Кавендиш, если она ослушается моего приказа? Как отнесутся ко мне в парламенте, если узнают, что я не способен обуздать даже собственную жену? Ее необходимо заставить подчиниться. И я рассчитываю, что ты, Кэтрин, разъяснишь ей ошибку.
