– Эта мегера наконец-то ушла?
– Ушла. – Себастьян направился к окну, чтобы налить себе вина из стоявшего там графина. – И какие темные делишки ты взвалил на бедную миссис Федерико на этот раз?
– Да уж, разнесчастная миссис Федерико, – буркнул хирург. – Ко мне сегодня Джек-Попрыгунчик заглядывал, только и всего.
– Приходил забрать тело?
– Хм-м-м… не совсем.
– Нет? – резко развернулся к другу виконт.
– Понимаешь, возникло небольшое затруднение. На погосте у свежей могилки поставили охрану.
– Да-а, везет, как утопленникам. – Девлин устроился в кресле по другую сторону пустого камина и, немного подумав, спросил: – Может, подкупить караульного? Я хочу сказать, мы ведь не собираемся похищать…
Доктор покачал головой:
– Джек выяснял. Сторож, похоже, настоящий праведник – старый квакер или вроде того. Ирония в том, – вздохнул Гибсон, – что мы почти у цели. Тело девочки перед погребением две недели держали в покойницкой при часовне, а значит, сейчас труп в таком состоянии, что никто не станет его красть. Родные заплатили всего за две ночи, сегодня – последняя.
– Так в чем же дело? Эксгумация ведь назначена на понедельник.
– Попрыгунчик завтра отбывает в Брайтон – на ежегодный отдых.
– Что?! – чуть не захлебнулся вином Себастьян. – Дьявольщина, он что, не может на один день отложить отъезд?
– В понедельник у его дочурки Сары день рожденья. Джек говорит, их семья всегда проводит этот день на море, и он не собирается огорчать свою малышку.
– Даже за две сотни фунтов?
– Я предложил три. Мистер Кокрэн заявил, что не согласится и за тысячу. – Хирург осушил стакан до дна. – Ты хоть представляешь, сколько денег может заработать за год умелый похититель трупов? Не удивлюсь, если Попрыгунчик имеет доход поболее, нежели уважаемый доктор Эстли «Вы-читали-мой-труд?» Купер.
– Проклятье! – ругнулся Девлин, вставая, чтобы еще раз наполнить стаканы.
– Джек предложил найти кого-то, кто мог бы пойти с ним и тюкнуть караульного по башке. Заметь, сам мистер Кокрэн никого бить не желает – он же не разбойник. Однако готов смотреть в другую сторону, пока это сделает кто-нибудь другой.
Себастьян, весело прищурившись, отвлекся от своего занятия:
– Прямо так и сказал?
– Так и сказал.
Девлин пристально воззрился на друга.
– О, нет, – таким же взглядом ответил Гибсон, перестав улыбаться. – Даже не вздумай.
– Почему бы и нет?
– Почему бы и нет?! Ты что, серьезно?
Виконт плеснул в каждый из стаканов добрую порцию выпивки.
– Можешь предложить другой выход?
– Ну-у, – помолчав, протянул ирландец, – я знаю еще нескольких парней. Только никому из них такого дела не доверишь. Будет только хуже, если мы заплатим, чтобы Росса вернули в могилу, а они возьмут и швырнут останки в реку.
– Ты все части тела собрал?
– Почти.
– Почти?!
– Я работаю над этим.
Себастьян протянул хирургу наполненный стакан:
– Достаточно положить обратно хотя бы то, что есть. Если труп будет аккуратно сложен в гробу, а Лавджой все пришлет тебе, то никто ничего не заподозрит.
– Но ты же не собираешься взаправду это делать?! – вытаращился на друга Гибсон.
– Если мы надеемся предать убийцу Росса правосудию, властям понадобится тело жертвы. – Девлин опустился обратно в кресло. – У меня в этом ремесле даже опыт имеется, помнишь? Я же в прошлом году ходил с Попрыгунчиком на дело.
– Но в тот раз вы похищали покойника. Теперь-то все немного иначе.
– Почему это иначе?
Доктор снова одним длинным глотком расправился со своей выпивкой.
– Полагаю, ты не забыл, что через несколько дней женишься?
Себастьян, конечно же, забыл, но сказал только:
– Никаких сложностей не возникнет, если нас не застукает ночной сторож.
* * * * *
Этим вечером лорд Чарльз Джарвис, возвратившись домой после плодотворной встречи с принцем, министром Каслри и его заместителем Фоули, обнаружил дочь сидящей в гостиной у пустого камина. На коленях Геро лежала позабытая открытая книга, а взгляд был устремлен куда-то вдаль.
– Что такое? – удивился барон, останавливаясь на пороге. – Никаких балов и раутов? Ни одной скучной, зато познавательной лекции в каком-нибудь ученом обществе? Ни единой интеллектуально возвышенной и рассудительной беседы в салоне очередного немодно одетого «синего чулка»?
– Нет, просто спокойный вечер дома.
Джарвис уселся напротив, сверля дочь тяжелым взглядом.
– В последнее время ты выглядишь уставшей.
– Да? – она одарила отца нежной улыбкой. – Чрезвычайно нелестное замечание, папа.
На Геро было узорчатое муслиновое платье с простеньким круглым вырезом, прикрытым кружевным фишю[36]. Однако внимание барона привлекло ожерелье на ее шее: трискелион из серебра и голубого камня. В долгой и запутанной истории этого украшения, по преданию принадлежавшего валлийской жрице друидов, фигурировала любовница последнего британского короля из династии Стюартов, а также странная легенда, в которую Джарвис ни на йоту не верил.
С год назад он в шутку преподнес эту вещицу дочери. Когда-то ожерельем владела мать виконта Девлина, ветреная графиня Гендон. Но Геро об этом не знала. И теперь, глядя на нее, барон вдруг подумал, что, будь он суеверным, история трискелиона показалась бы ему настораживающей.
– Зачем ты носишь это? – насупился он.
Геро коснулась диска из голубого камня кончиками пальцев и бесхитростно ответила:
– Мне нравится. А что?
Отец покачал головой.
– По-прежнему собираешься замуж за Девлина?
– Конечно. Почему вы спрашиваете?
Барон мог открыть Геро многое о происхождении ее жениха и о графине Гендон – то, о чем самому Девлину было невдомек. Но Джарвис давным-давно уяснил, что знание может превратиться в могущество, и изучил свою дочь достаточно хорошо, чтобы понимать: ни одна из неприглядных, старых тайн не заставит ее переменить принятое решение.
– Ты почти – заметь, почти – заставляешь меня сожалеть, что я не одобрил твою идею отправиться странствовать по миру.
Захватив книгу, Геро с негромким смешком встала с кресла и поцеловала отца в щеку:
– Доброй ночи, папа.
Он смотрел дочери вслед, хмурясь все сильнее.
От края до края страны Джарвис наводил страх, славясь сверхъестественным всеведением благодаря разветвленной сети осведомителей. Однако в собственном доме могущественного лорда что-то происходило, что-то, затрагивающее родную дочь, а от него суть событий странным образом ускользала.
