Оксборо с женой поспешили за ними следом, а остальные разошлись искать укрытие от непогоды.
В помещении, где было тихо и сухо, ее крики прекратились. Во взгляде появилось осмысленное выражение. Однако ее заплаканная, промокшая до нитки мать по-прежнему держалась от дочери на безопасном расстоянии.
— Анна, что с вами случилось?
Девушка непонимающе огляделась по сторонам.
— Ничего.
— Но что-то точно случилось, — резко сказала мать. — Ты и слов-то таких раньше не знала.
— Каких слов? — Она широко распахнула свои голубые глаза.
— Вы совсем не помните, что говорили? — Александр взял ее за плечо, и девушка вздрогнула. Он никак не мог считать, что выражает гримаса на ее лице. Страх, наверное. Или презрение.
Качая головой, она перевела взгляд на отца.
— Где я? Как я сюда попала?
Ее мать, позабыв о страхе, опустилась на колени и приняла дочь в свои объятия.
Александр предпринял еще одну попытку:
— Леди Оксборо, вы можете рассказать нам, что именно произошло?
Она погладила дочь по волосам.
— Как я уже говорила, я отправила ее в свою комнату, потому что он… — Она покосилась на мужа и не закончила фразу.
Девушка болела — вспомнил Александр. Однако было не похоже, чтобы ее отправили отдыхать.
— И что было потом?
— Потом я услышала крики. Прибежала в ее комнату и обнаружила Анну на полу среди осколков разбитого кувшина. Она бранилась такими словами, каких я никогда от нее не слышала. И ее голос был таким странным. — Она вновь покосилась на мужа. — Тогда я дала ей пощечину.
Оксборо оторопел.
— Ты ее ударила?
— Чтобы привести ее в чувство, но она завопила еще громче, она кричала такие ужасные слова…
Девушка все еще выглядела оцепеневшей.
— Леди Анна, вы это помните?
Она покачала головой.
— Буквально через минуту, как я пришла, болезнь отпустила ее, — продолжала ее мать, — но перед закатом все началось снова и уже не прекращалось. Понадобилось трое слуг, чтобы поймать ее и удерживать, пока я везла ее сюда.
— На этой неделе с нею не происходило ничего необычного?
Тут граф словно очнулся от своего собственного оцепенения.
— Во всем виноваты ведьмы. Они поняли, что я их прищучу, и задумали мне отомстить.
Если бы ведьма решила напасть на тебя, она бы действовала напрямую, а не через дочь, подумал Александр, но вслух этого не сказал.
— Единственная женщина, признавшаяся в том, что она ведьма, сидит под стражей.
— Ну и что, — огрызнулся граф. — Наверняка есть и другие. Кроме того, с помощью Дьявола ведьмы могут выходить из тела и переноситься куда угодно.
Александр и сам это знал. В голове его стучали слова из The Malleus Malleficarum: «Нет такой болезни, которой не могли бы ведьмы наслать на человека. Они могут наслать даже проказу и эпилепсию».
Он обязан переловить их и немедленно. Обязан остановить зло, пока все не зашло слишком далеко.
— Она контактировала с кем-то вне круга своих знакомых? — снова обратился он к леди Оксборо. — С кем раньше не виделась и не общалась?
Та обвила дочь руками и сжала ее так крепко, что девушка, если бы захотела, не смогла бы произнести ни слова.
— Да. Да! В воскресенье, после службы. Та женщина, она навела на мою девочку порчу.
— Какая женщина?
Леди Оксборо пробрала дрожь.
— Та, со странными глазами, которая живет у дороги в Джедборо.
Глава 15.
Мир сковало холодным, неподвижным, твердым и острым льдом.
— Маргрет Рейд?
Ее имя осколком стекла оцарапало горло.
— Я так и знал! — клокочущим голосом вскричал Оксборо.
— Это была она, так? — Жена графа взглянула на притихшую в ее руках дочь.
Девушка не шевельнулась.
— Так или нет? — тряхнула ее мать.
Не открывая глаз, она кивнула.
Надо было отпустить ее — пронеслось у него в голове.
— Все сходится. — Граф, оправившись быстрее своих дам, вновь принял на себя командование. — Она, наверное, верховодит в их шайке, ведь все это началось после ее приезда.
Лицо Диксона облегченно обвисло.
— Наверняка это ее слышал кузнец, когда кто-то бежал за кричащим призраком.
— То был не призрак, а еще одна ведьма, — убежденно сказал граф.
— Или еще одна несчастная душа, которую она заставила мучиться! — ответил Диксон.
Александр молча встал, гадая, как теперь ее защитить. Каждое сказанное им слово должно быть тщательно взвешено, чтобы они верили, что он по-прежнему вместе с ними борется с Дьяволом.
— Захватите веревку, — сказал граф, открывая дверь. — Возьмем мою повозку и съездим за нею.
Священник с готовностью подхватил плащ.
— Подождите, — сказал Александр, удивляясь, что голос до сих пор его слушается. — Лучше я сам. — Это даст ему время вместе с нею что-то придумать, разработать план, как спасти ее.
Диксон тронул его за плечо.
— Только не в одиночку. Иначе вы…
Он не договорил, но будь фраза закончена, она стала бы обвинением. Каждый раз, оставаясь с нею наедине, вы ее отпускаете.
— Это небезопасно, — в конце концов молвил священник. — Встречаться с ведьмой один на один.
Он онемело кивнул и вслед за ними вышел за дверь.
До сих пор он гордился тем, что отдавал все свои силы борьбе со злом, и переживал только о том, что однажды освободил виновную. Теперь, похоже, пришла пора переживать, как бы не покарали невинную.
А хуже всего было то, что он, кажется, был бессилен что-либо изменить. Как бы он ни старался, все будет так, как пожелает Господь. Или распорядится судьба.
***
В итоге из-за непогоды, темноты и страха встречаться с ведьмой посреди ночи было решено отложить поход до рассвета. Заснуть Александр не смог. Всю ночь, словно его самого будил сторож, он просидел без сна, незряче глядя в окно и пытаясь придумать способ спасти Маргрет и ее мать.
Но когда наутро он оседлал лошадь и присоединился к остальным, никакого плана у него не было. Только молитва. Ехать в одиночку ему не позволили, однако когда они добрались до коттеджа, все трое — граф, священник и староста — послушно остановились по его приказу на некотором отдалении. К двери Александр пошел один.
Он шел очень медленно, благодаря небо за то, что у него будет хотя бы минута наедине с нею.
Он никому не сказал о ее матери.
У двери он на мгновение замер с поднятым кулаком и вспомнил, как почти две недели назад стоял ночью, под полной луной у этого дома и смотрел на ее окно. Маргрет он не видел, но все равно что-то почувствовал. Чары колдуньи, подумалось ему позже.
