Может, наконец между ними установится мир.
Однако ночью ему приснился кошмарный сон. Адриан впал, что это только сон, но никак не мог вырвать себя из его удушающих объятий. Ему снилась кровавая битва. Рыцарь явственно слышал, как трубили трубы, лязгало железо, ржали лошади, кричали, умирая, люди. И там была Даниэлла. В самом пекле. Босая, она бесстрашно шла по полю битвы сквозь кровь и смерть, и ветер раздувал ее черные, как эбеновое дерево, волосы. Мак-Лахлан почему-то знал, что сражение происходит где-то во Франции.
Сердце Адриана больно сжалось, и он проснулся весь в холодном поту, ругая себя за то, что поддался этому кошмару. Рыцарь вскочил с постели, подбежал к столу, схватил бутылку вина и сделал несколько больших глотков, затем снова вернулся в постель. Но сон уже не шел. Мак-Лахлан лежал с открытыми глазами, пока не пропели первые петухи.
Он никак не мог понять, что послужило причиной такого страшного сна. Немного поразмыслив, Адриан пришел к заключению, что виной тому его неосознанное беспокойство. Лошадь, которую Даниэлла так любит и которую он пытался спасти, была подарком, и подарком не просто француза, а самого французского короля.
Даниэлла положа руку на сердце должна была признаться себе, что жизнь в Гаристоне оказалась весьма приятной. Сэр Текери был милым умным старичком, готовым потакать всем ее капризам. Монтейн и леди Жанетт восторгались прекрасным замком; их мнение разделял и доктор Кутэн, который раньше считал, что все земли, которые лежат за пределами Франции, отмечены печатью язычества. Хотя главной его обязанностью было заботиться о здоровье графини, доктор быстро проникся состраданием к другим обитателям крепости и стал лечить их от всяких болезней и ухаживать за их ранами.
После отъезда Адриана прошло уже два дня, Даниэлла в очередной раз пришла на конюшню, чтобы проведать Звездочку, и застала там Монтейн, которая стояла у стойла и с удивлением смотрела на выздоравливающую лошадь.
— Милорд Мак-Лахлан — удивительный человек, — сказала Монтейн. — Вам стоило бы с ним помириться.
Даниэлла пожала плечами. Адриан спас ее лошадь, и девочка была благодарна ему за это — вот и все.
— Он великолепный рыцарь, миледи. Я бы на вашем месте не раздражала его, иначе вам же будет плохо. Он такой сильный, такой храбрый! Сам король любит его.
― Монтейн, — сухо заметила Даниэлла, поглаживая звездочке нос, — не вы ли сами не раз напоминали мне, что все англичане, особенно такие, как Адриан, — враги? Монтейн кивнула:
— Да, но…
— Вы не знаете и половины того, что он сделал, — сказала Даниэлла, вспомнив то унижение, которое испытала, когда Адриан ее отшлепал. — Я благодарна ему за Звездочку, но боюсь, что для меня он по-прежнему остается врагом.
Сказав эти слова, Даниэлла внезапно почувствовала угрызения совести: конечно, Адриан часто на нее злится, и все же ему надо отдать должное — он человек порядочный, и временами у нее просыпается интерес к нему. Все это, конечно, так, но она не может себе позволить простить его, потому что не может забыть смерть своей матери, а Ленора была для нее всем, и именно Ленора взяла с нее клятву быть всегда верной Филиппу.
— Я никогда не перестану бороться против него, — добавила Даниэлла.
— Даниэлла, пожалуйста, послушайте меня, — с мольбой в голосе попросила Монтейн. — Вы всегда выполняли то, чему я вас учила.
— Монтейн…
— Весь двор только и говорит о вашем браке.
— Никакого брака не будет.
— Даниэлла, этот брак — не самое плохое на свете. Мак-Лахлан молод, храбр и хорош собой.
Уперев руки в бока, Даниэлла с улыбкой ответила:
— Никакого брака не будет. Мак-Лахлан сам обещал мне это.
— Тогда вы оба глупцы! — твердо заключила Монтейн.
— Когда-нибудь я вернусь в Авий, и если захочу выйти замуж, то найду себе мужа из среды французских аристократов.
— Даниэлла, вы крестница английского короля, а у него свои планы на этот счет. Вы должны внимательнее относиться к лэрду Мак-Лахлану и постараться понравиться ему.
— Понравиться ему?! — закричала Даниэлла, теряя терпение. — Он винит меня в том, что я нарочно ослабила подпругу на его седле! Он винит меня в собственной небрежности!
— Графиня, эта небрежность чуть не привела его к смерти.
— Но при чем здесь я? — спросила Даниэлла, начиная злиться. — Я же говорю вам, что ничего подобного…
— Это сделала я, — перебила ее Монтейн, щеки которой вспыхнули краской стыда. — Это я ослабила подпругу. Я поклялась себе, что буду как могу воевать с английскими рыцарями.
Оглушенная этим признанием, девочка смотрела на Монтейн. Значит, Адриан вовсе не валял дурака, сказав, что по чьей-то вине чуть не лишился жизни, и, уж конечно, он сразу обвинил в этом ее…
— Монтейн…
— Простите меня! Вы можете все рассказать ему. О Дэнни, мне так жаль! Вы же знаете, как я люблю вас, и мне неприятно, что Адриан обвиняет вас. Я…
— Монтейн, я не вправе вас винить. У вас были причины, чтобы отомстить англичанам. Все прекрасно знают, что они убили вашу семью, что вы потеряли все. Любой на вашем месте поступил бы точно так же. Одного я только не понимаю: почему ваше отношение к нему вдруг так изменилось? К чему эта исповедь?
— Он выделяется среди всех англичан, — печально ответила Монтейн. — Я наблюдала за ним с самого начала нашего путешествия. У него власть, он любимец короля, в нем ощущаются сила и мудрость. Он настоящий рыцарь…
— Глупости! — возразила Даниэлла, меняя повязку на ране Звездочки. — Тоже мне рыцарь!
Она вспомнила, как Мак-Лахлан положил ее к себе на колено и отшлепал. Но о ее позоре никто не должен знать — это слишком унизительно. Девочка уже была готова возразить Монтейн, заявив, что Мак-Лахлан иногда бывает очень грубым, но в это время мужской голос окликнул ее:
— Миледи!
Даниэлла и Монтейн оглянулись на голос и увидели в дверях Дейлина.
— Приехала леди Джоанна в сопровождении небольшого эскорта.
Даниэлла только что закончила накладывать новую повязку на рану своей кобылы и, довольная работой, рассеянно посмотрела на Дейлина.
— Но ведь Адриан поехал за ней… — начала она.
— Джоанна ехала по той же старой римской дороге, по которой ехали и мы, а Адриан, желая сократить путь, отправился через лес. Боюсь, что они разминулись. Но леди Джоанна уже здесь, и сэр Текери пригласил ее в залу. Ей не терпится поскорее увидеться с вами.
— Я тоже буду рада ее видеть, — ответила обрадованная Даниэлла.
Она поспешила в зал, где у камина сидели Джоанна и сэр Текери. Джоанна, увидев Даниэллу, поднялась и с улыбкой протянула к ней руки. Даниэлла упала в ее объятия, но тут же отшатнулась: Джоанна была вся горячая.
