Он не мог думать из-за сердечной боли.
– Что?
– Вы не должны быть таким добрым… – Она покачала головой. – Обещайте мне. Никакой доброты, или…
Харт заглянул в ее отчаявшиеся глаза, прежде чем встать. Он перешел некую черту, хотя никогда не думал, что способен на такое, но он сделал это неосознанно. Он просто не успел оглянуться, как оказался там.
– То, что ты говоришь, смешно, – пробормотал он, стараясь придать своему тону побольше жесткости, но Эмма тоже встала и потянулась к его руке. Ее пальцы по сравнению с его были такие маленькие.
– Мы просто флиртуем, – сказала она. Слова прозвучали коротко и поспешно. – Мы флиртуем, мы спорим, мы, безусловно, испытываем влечение друг к другу, но не больше. Мы просто развлекаем друг друга, Харт.
– Да, – сказал он, хотя и не был согласен.
– Но мы вовсе не добрые, ни один из нас. Да?
– Думаю, да, – усмехнулся он.
– Пожалуйста, – прошептала она. Ее глаза снова засветились, но не от смеха. Они блестели от слез. – Пожалуйста, не будьте таким добрым со мной.
– Эмма, ради Бога…
Боль в груди распространилась по рукам, и он понимал, что должен сделать, чтобы она ушла. Он протянул руки и привлек Эмму к себе. Ее руки прижимались к его груди, сохраняя расстояние между ними. Она уткнулась лицом в его плечо.
– Ты такая упрямая. – Харт потерся губами о ее волосы, еще больше растрепав их. Он хотел освободить их от шпилек, позволить им упасть ему на руки, на грудь. Он хотел поцеловать ее, соблазнить, расстегнуть пуговицы на этом проклятом платье. Секс был нечто, в чем они оба знали толк. Это не было чем-то болезненным, нет, это была радость и удовлетворение.
И после она будет смеяться над ним и комментировать его попытки очаровать ее. Ей будет хорошо от сознания, что он вел себя так не из-за доброго отношения к ней, что они вовсе не друзья.
Харт позволил ей уйти, уйти прочь от тепла и ранимости.
– Держись подальше от неприятностей, – пробурчал он напоследок. И тем самым избавил их обоих от страхов.
Сбросив капюшон, Эмма поспешила к дверям дома. Было далеко за полночь, возможно, даже второй час ночи, но ночь выдалась на удивление светлая. Лунный свет пробивался сквозь туман, отбрасывая странные, причудливые тени. Дрожа от холода и страха, она толкнула входную дверь и быстро скользнула внутрь. Вздохнув с облегчением, задвинула щеколду.
Весь день она пребывала в тревоге. Сначала Харт, притаившись в засаде, поджидал ее со своей обезоруживающей нежностью и заботой, которая потрясла ее до глубины души, – и она узнала о герцоге то, что этот человек тщательно прятал от всего мира. Она хотела познать его, исследовать его душу так же, как и тело. Она хотела принадлежать ему, любить его. Разве это не безумие? Любить герцога по прозвищу Холодное Сердце?..
Эта пугающая возможность преследовала ее как привидение весь остаток дня и ночь. Беспокойная мысль всплывала при каждом ее движении, при каждом вздохе: она могла бы полюбить его. О Боже, она могла! Но он никогда бы не простил ее. Она стала бы для него еще одной женщиной, которая обманула его.
Она была не в состоянии сосредоточиться на игре, а ведь ее впервые пригласили в дом Честершира сыграть с его состоятельными друзьями. У нее не было больших денег, но, к счастью, там было всего несколько столов, открытых для ее участия. Она только что потеряла девяносто два фунта. Могло быть куда хуже.
Эмма вошла в гостиную и направилась к маленькой двери в задней стене. Крошечная потайная комната служила ей кабинетом, и она чувствовала необходимость подсчитать свою наличность прежде, чем ляжет спать. Она должна увидеть эти цифры черным по белому, напомнить себе о том, зачем приехала в Лондон.
Подняв уголок дешевого ковра рядом с письменным столом, она наклонилась. Маленький сейф был спрятан под половицей, и его содержимое значительно выросло за время ее пребывания в Лондоне. Эмма открыла металлическую дверцу и осторожно вытащила деньги, которые ей удалось заработать, играя в карты и заключая рискованные пари. Усевшись за стол в плаще и перчатках, она открыла свой гроссбух. Две тысячи шестьдесят семь фунтов. Она добавила еще одну строчку, вписав сумму, которую только что выиграла. Две тысячи сто двадцать два фунта.
Не так уж плохо. Она приехала в Лондон, имея всего шестьсот фунтов, и даже после всех трат, включавших оплату дешевого жилья и покупку поношенных платьев, ей удалось собрать приличную сумму.
Три тысячи – вот ее намеченная цифра. Хотя она не возражала бы и против четырех. С тремя тысячами, вложенными в облигации, она будет иметь ежегодный доход, равный ста пятидесяти фунтам. Более чем достаточно, чтобы арендовать домик на побережье, хотя она скорее предпочла бы купить его для себя навсегда. На сто пятьдесят фунтов в год можно купить еду и мебель, одежду и даже книги. Наконец она почувствует себя независимой, что даст ей покой и комфорт. Она сможет обеспечить себя и жить там, где сочтет нужным.
Эмма смотрела на цифры, бегло набросала еще кое-какие расчеты, скрупулезно проверила. Да. Еще месяц – и она соберет нужную сумму даже при осторожной игре. И что бы ни существовало между ней и Хартом, что бы ни было в его глазах, теперь ей будет легче. Ради себя самой она не может поощрять его ухаживания, да и ради него тоже. Но мысль об этом запрете легла тяжелой ношей на ее плечи, когда она закрыла расчетную книгу и взяла в руки лампу. Она вздыхала на каждом шагу, пока поднималась по лестнице на второй этаж.
Еще не дойдя до двери, Эмма почувствовала тепло, идущее откуда-то из темноты. Бесс подбросила угля, прежде чем пойти спать. Благослови ее Господь. Теперь Эмма без сожаления скинула плащ с плеч, стянула перчатки и бросила их на пустой стул; затем взялась за маленькие пуговицы, которые цепочкой бежали по лифу платья и переду юбки.
Если не было особой нужды, она раздевалась сама. Бесс должна была вставать ни свет ни заря, чтобы растопить печь и приготовить завтрак. Не могла же она сидеть всю ночь и ждать, пока госпожа попросит расстегнуть ей платье.
Костяшки пальцев коснулись груди, и она поморщилась от холода. Наверное, постель тоже холодная как лед. Нет, она оказалась достаточно теплой, и Эмма энергично взялась за пуговицы, желая поскорее залезть под груду одеял и простыней. Когда она переедет в свой собственный дом, она обязательно купит новое постельное белье и теплые одеяла. Как приятно будет…
– Эмили!
– Ах! – вскрикнула она и резко повернулась, услышав мужской голос. Харт – была первая мысль, прежде чем она поняла, что это не может быть он. Потому что Харт не знал это имя, имя, которое она так ненавидела. Тогда как…
