— Ну… не знаю, ваша светлость. Но я уверен, что никогда не видел вас таким довольным, как сейчас. Может, вы согласитесь еще когда-нибудь попозировать мне?
Мерион отрицательно покачал головой, но тут же спросил художника, не сделает ли он миниатюры его детей.
Лоренс с величайшим удовольствием принял заказ, а потом они какое-то время говорили о том, как экономические и политические трудности отражались на жизни людей искусства.
Когда же Мерион снова отыскал глазами Елену, она уже стояла одна. Герцог направился к ней, однако не успел приблизиться — к Елене стремительно подошел Роджерс, человек Бендаса. Поклонившись, он проговорил:
— Прошу простить меня, синьора, но герцог Бендас хотел бы сказать вам несколько слов. Он уже стар и немощен, поэтому просит вас подойти к нему.
Мериону показалось, что Елена очень удивилась. Более того, она ужасно смутилась и даже растерялась. Но все же кивнула утвердительно и приняла руку Роджерса.
— Да, сэр, конечно, — сказала она, заставив себя улыбнуться.
«Впервые за последние шестнадцать лет отец захотел со мной поговорить, — с удивлением думала Елена. — Интересно, чего же он хочет от меня?»
Роджерс подвел ее к герцогу Бендасу, и некоторые из гостей с любопытством посмотрели на Елену. Сам же Роджерс поклонился своему хозяину и тут же отошел, чтобы не мешать разговору. Отошел, однако, недалеко, так как герцогу в любой момент могла понадобиться помощь.
Елена сделала реверанс, низко присев перед Бендасом, — так и полагалось приветствовать пожилого аристократа. А он поднялся с места и пристально посмотрел на нее. И в тот же миг Елена почувствовала запах духов. Ее всегда ужасно смущал тот факт, что ее отец пользовался духами, и она еще девочкой постоянно удивлялась, почувствовав этот запах. «Разве мужчины пользуются духами?!» — спрашивала она себя в те годы. Но сейчас Елена прекрасно понимала: духи — это всего лишь признак бессмысленного мужского тщеславия.
— Вижу, что вы умеете быть вежливой, если хотите, — пробурчал старик.
«О чем это он? — подумала Елены. — О моем реверансе?»
— Crazie, ваша светлость. — Она попыталась улыбнуться, но тщетно.
— Говори по-английски, женщина, — продолжал старик. — Иначе я тебя не пойму.
«Значит, это не просто беседа, — испытание», — со вздохом подумала Елена. Она чуть наклонила голову и все же заставила себя улыбнуться.
— Да, милорд, конечно…
— Я слышал ваше пение у принца-регента, синьора, и хочу нанять вас петь в моем доме на следующей неделе, — продолжал старик. — Что скажете?
Елена ожидала чего угодно, но только не этого. Более того, она даже не понимала, что означала эта его просьба. Такая просьба могла быть шагом к примирению, но с другой стороны — и своеобразным оскорблением.
Немного подумав, Елена ответила так, как ответила бы любому незнакомцу:
— Благодарю за честь, ваша светлость. Но дело в том, что я не пою за деньги. Если же вы хотите просто пригласить меня спеть для вас, то в моем распоряжении есть джентльмен, ведающий такими делами и знающий мои планы. И он может это устроить.
— Значит, вы отклоняете приглашение и усложняете дело? — проворчал герцог. — Что ж, пусть ваш джентльмен обратится к моему, — сказал он с насмешливой улыбкой. — Роджерс все устроит.
Елена сдержанно кивнула:
— Хорошо, ваша светлость.
А герцог вдруг уставился на нее с удивлением и спросил:
— Но если вам не платят за пение, то почему же вы этим занимаетесь?
— Потому что петь — мое призвание, милорд. А мое единственное желание — доставлять людям удовольствие.
— Какие благородные чувства! — Герцог усмехнулся. — Но я ни на мгновение вам не поверю. Если бы вы действительно пытались доставлять людям удовольствием, вы не стали бы тем вечером петь вашу балладу.
Значит, он узнал эту песню. Что ж, он прав. Она спела ее из самых низменных побуждений.
— К тому же, — продолжал Бендас, — то, что вы даете даром, никто никогда не оценит по достоинству.
— Цена значения не имеет. Я не собираюсь делать пение своим ремеслом.
Их беседа принимала опасный оборот.
— Ах вот как? Хотите, чтобы в свете вас принимали за леди?
— Я и есть леди, ваша светлость.
Елена уже хотела вспылить, но в последний момент сдержалась, сообразив, что герцог скорее всего именно на это и рассчитывал. Вероятно, он пытался вывести ее из себя, чтобы выставить перед обществом в другом свете. Но что же ей в таком случае делать? Просто развернуться и уйти? Нет, это было бы унизительно. Что ж, тогда она все-таки…
— Прошу прощения, Бендас. — К ним неожиданно подошел Мерион. — Видите ли, маркиз обещал показать синьоре Верано картину кисти Каналетто, доставленную ему из Италии.
Мерион не слышал, о чем говорили Елена и Бендас, однако заметил, что она теряла самообладание, чего добивался Бендас, судя по всему, и именно поэтому он поспешил ей на выручку. Взяв ее под руку, он сказал:
— Так что прошу нас извинить.
Бендас нахмурился, однако промолчал. Елена же вздохнула с облегчением и поспешила отойти подальше вместе со своим спасителем.
— Сплетники наблюдали за нами? — спросила она вполголоса.
Мерион взглянул на нее с улыбкой.
— Сплетники не включены в число приглашенных. И на вас никто не смотрел, кроме философа, с которым я беседовал. Разумеется, я тоже не сводил с вас глаз.
Она едва заметно улыбнулась, потом вдруг поинтересовалась:
— Но почему вы вмешались?
Он пожал плечами:
— Мне показалось, что разговор с ним вас расстроил. Разве не так?
Елена промолчала, и он с улыбкой добавил:
— Видите ли, я пришел вам на помощь, потому что нередко страдал от вашего переменчивого настроения в последние несколько дней. Вот я и испугался за Бендаса… Все-таки он пожилой человек и мог бы не выдержать вашего гнева.
Елена тихо рассмеялась, и они, молча переглянувшись, вышли в холл, где сразу же увидели маркиза Стрэмора. Тот пригласил их войти в одну из ближайших комнат и, поклонившись, произнес:
— Синьора, мне показалось, что мой пожилой гость чем-то обидел вас. Весьма сожалею, синьора. Но Бендас уже уезжает. Я провожу его и вернусь минут через десять, А картина вон там, на стене.
— Благодарю вас, милорд, — кивнула Елена.
Маркиз тут же вышел и закрыл за собой дверь. Но Елена не подошла к картине. Пристально взглянув на Мериона, она спросила:
— Откуда вам известно, что я люблю Каналетто?
— Я заметил, что вы не могли отвести глаз от его пейзажа в вашей Голубой гостиной. И мне показалось, что созерцание этой картины вас успокоило. — Немного помедлив, герцог добавил: — Думаю, вам и сейчас надо успокоиться.