– Вы знали, что его будут ждать здесь?
– Да, Уилтон предупредил меня. – Свободной рукой Шарлотта пригладила волосы на головке Клер, и малышка улыбнулась ей. – Слава Богу, я успела подготовить детей. Если бы вы не опоздали, мы были бы уже далеко, пока Пеннистан не вылез из лодки.
– Простите, Шарлотта, но, чтобы избежать непредвиденных проблем, я должен был сначала все доложить старшему офицеру.
Что она могла сказать на это? Конечно, дисциплина нужна, иначе все пойдет вразнос, и все же…
– Почему Пеннистан сделал это для вас? – Вопрос прозвучал довольно неожиданно.
– Что именно? Солгал?
Шелби кивнул.
– А какая ему выгода от того, что меня могли задержать? Разве что лишняя трата времени. У Сидмаута отлично известно, кто я и чем занимаюсь.
– Полагаясь на человека, которого многие считают предателем, уверены ли вы, что он говорит вам правду? Он мог бы сильно осложнить ситуацию, поставив под удар вашу работу. Понимаю, Пеннистан решил защитить вас, но почему он это сделал?
– Он защищает детей, а не меня.
– Мамочка, мы заблудились? – вдруг спросил Пьер и остановился.
– Нет, дорогой, я знаю, куда нам надо идти.
Пьер кивнул, и они двинулись дальше, однако Шарлотта, чувствуя неуверенность мальчика, понимала, что он снова заговорит.
– Дядя, который притворялся нашим папой, спас нас? – Пьер оглянулся.
– Да, милый.
– И теперь они отправят его в тюрьму?
– Возможно.
– А мы не можем спасти его?
– Мы будем молиться за него, потому что это лучший способ помочь ему.
– Тогда, мадам, я буду молиться за него каждый вечер.
Шарлотта кивнула. Теперь для детей начинается новая жизнь, и им придется к ней привыкнуть. Жена Шелби возьмет их к себе, а когда они немного оправятся, то отправятся домой, на север. Деньги от герцога поступят через несколько дней, а это значит, что у нее есть достаточно времени, чтобы прийти в себя и подготовить детей.
Хотя Шарлотта прекрасно понимала, насколько необходима ее деятельность, она про себя молилась, чтобы следующая поездка оказалась последней, и молилась, чтобы завершилась чем-нибудь более полезным, чем отправка невиновного человека на смерть.
Задержание Гейбриела властями обернулось для него неделями, а затем и месяцами допросов. Его увезли в сельский дом в провинции, где условия были лучше, чем во французской тюрьме, но хотя его не подвергали пыткам, ему так и не позволили связаться с семьей. Что до Шарлотты, то ее образ неотвязно преследовал его, и ситуация не изменилась, даже когда зима стала плавно переходить в весну.
Остатки оптимизма Гейбриела испарялись с каждым днем заключения, как вдруг он получил письмо от Линфорда. Линфорд писал, что употребит все свое влияние и постарается уберечь его от бесчестья. Какого бесчестья? – подумал Гейбриел. Суда? Смерти через повешение? Пожизненного заключения?
В конце концов, все же допросы начались, но при этом допрашивающие подвергали сомнению каждое произнесенное им слово. Они так извращали его ответы, что даже сам Гейбриел временами был сбит с толку. Свою ярость он изливал в одиночестве, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие и невозмутимость во время допросов.
– Меня завербовал Веллингтон, и я отправлял информацию его старшему помощнику.
– Да, мы знаем. – Агенты переглянулись. – Скажите, вы сможете узнать людей, с которыми встречались?
– Думаю, да.
– Наверняка вы вели дневник, делали другие записи.
– Конечно же, нет. Если я и записывал что-либо, то использовал шифр, который сам разработал. Но и эти записи я уничтожил, как только необходимость в них отпала.
– Вам платили за информацию?
– Нет. – По настоянию допрашивающих Гейбриел подробно описал события последней ночи.
Когда он вошел в таверну, то увидел, что его люди схвачены. Разумеется, он отрицал все обвинения в шпионаже и отказался назвать имена сообщников. Затем пожар уничтожил все улики и доказательства.
На следующий день у него был самый запомнившийся посетитель.
– Семеро погибших по твоей вине, сукин ты сын! – Мужчина, представившийся как Донкастер, велел усадить Гейбриела на стул в центре комнаты и стал ходить кругами вокруг него, осыпая проклятиями и обвинениями, всячески понося его. Все это действо завершилось воплем:
– Признайся, что ты гнусный предатель!
Гейбриел ничего не ответил, ожидая, что, обвинитель вытащит нож и прямо сейчас положит конец его существованию, но Донкастер ограничился тем, что, нагнувшись, заглянул ему в глаза.
– Ничтожество, жалкий аристократический выродок! Ты только берешь, и даже когда пытаешься что-то вернуть, оказываешься дерьмом. За одно это ты заслуживаешь смерть.
Речь явно выдавала в говорившем француза.
– Звезды он изучает! – На лице мужчины было написано столько же презрения, сколько звучало в его словах. – Бесполезная растрата жизни – вот что это.
У Гейбриела был свой ответ на это, но он очень сомневался, что его захотят выслушать.
– Жизнь будет выжата из тебя, милорд, и ты будешь валяться у меня в ногах, вымаливая милосердие, а потом молить о смерти. Я позабочусь об этом, обещаю тебе.
В этом Гейбриел не сомневался: после этой встречи ему стали сниться всевозможные вариации на эту тему. Иногда за его смертью вся семья наблюдала со слезами на глазах, а иногда они приветствовали ее радостными криками. Однажды присутствовала Шарлотта, и ее любопытный взгляд был последним, что он видел в этой жизни.
Пару раз Гейбриел пробуждался во тьме, уверенный, что он уже умер, и часто ему хотелось, чтобы так оно и было.
Допросы продолжались на протяжении всего периода после его задержания, и Гейбриел рассказал своим мучителям все, что пережил сам. Но предусмотрительно не упомянул историю, переданную ему Шарлоттой, в которой говорилось, что его собирались увезти в Париж, чтобы предложить взятку.
Так продолжалось день за днем, и потом дни превращались в недели. За все это время его ни разу не спросили, как ему удалось бежать и попасть на «Дипломат». Известно ли им что-нибудь о Шарлотте? Или им приказали не спрашивать об этом, не задавать лишних вопросов? Все это было очень странно.
Однажды утром, когда туман еще стелился по земле, Гейбриела довольно грубо разбудили, приказали одеться и поспешно посадили в экипаж, но не сообщили, что его ждет.
Последней его надеждой оставалось расплывчатое заверение, содержавшееся в письме брата, что у него еще оставался шанс обмануть смерть. Однако, похоже, злобное сопротивление какого-то неназванного человека обесценивало все усилия Линфорда.
Путешествие из Суссекса в Лондон заняло лишь часть дня, тогда как Гейбриелу хотелось растянуть время, прежде чем он вновь окажется в четырех стенах. И не только из-за неизвестности относительно того, что его ждет. Весна напомнила ему о том, что он больше всего ценил в этой жизни: о земле, об «очаровании объятий природы», как поэтически написала в стихотворении его золовка. Обещание жизни, которое приносит с собой каждая весна.
