И это было так! Это был он и та первобытная, примитивная часть его, что так яростно толкала себя внутрь ее бархатистых глубин.
Если она могла довести его до этого, сделать беспомощным перед лицом непобедимого яростного желания, если могла заставить его угрожать лишь потому, что пытка ожиданием соития оказалась для него невыносимой, если смогла разыграть перед ним развратную девку, готовую исполнить любое желание, о какой жажде власти могла идти речь и какой в том вред?
Что опасного в том, что ей нравилось дразнить его, доводить до точки?
И скоро благодаря тому, что делал он и его умные пальцы, она сама почувствовала почти неуловимое приближение развязки. Пульсация начиналась где-то там, глубоко внутри, и шла к нему навстречу, словно стремясь и его вовлечь в орбиту, соединить два существа в едином наслаждении. Спираль раскручивалась все быстрее, все мощнее, пока не изверглась в потоке чистого наслаждения.
Дейн словно со стороны услышала собственный стон. Она не могла сдержаться, не могла не озвучить того, что чувствовала.
Флинт прижал ее к себе, накрыл своим телом, вошел в нее резко, как можно глубже, словно он никак не мог насытиться, но и больше взять не мог, и единственное, что ему оставалось, это остановиться. Лишь одна мысль, намек на утоление в густом жарком меду ее плоти, и он снова инстинктивно стал твердым и последняя порция семени излилась в ее тело.
Когда тело его прекратило извержение, словно остывший вулкан, он перевернулся на бок, оставаясь в ней, по-прежнему твердый, все так же глубоко, и, прижимая ее к себе, чувствовал, как вздрагивает ее тело – отзвуки только что прокатившейся бури.
– Где ты была?
– Меня невольно задержали, мой сладкий.
– Кто?
Ей нравилась угроза в его хрипловатом голосе, как будто он в самом деле ревновал. Она надеялась, что он ревновал, ибо сейчас лежал, по-хозяйски закинув волосатую, ногу на ее бедро и его член был все еще в ней.
Дейн хотела заставить его ревновать безумно, заставить постоянно ее желать, и только ее одну.
– Не важно, – рассеянно пробормотала она, погладив Флинта по ноге теперь уже свободными руками. «Некий настолько неважный, мой сладкий, туповатый склизкий джентльмен, который, возможно, захотел бы на мне жениться, если бы ты не научил меня целоваться...»
– Интересно. Не важно, кто тебя задержал... Важно лишь то, что он семь дней мог пить из твоего источника. Семь дней, моя сладкая, и все это время я ждал тебя. Подумай об этом; пока ты разыгрывала комедию перед каким-то молокососом, я был здесь, ждал тебя, нагой и жаркий, наполненный кровью, а ты раздавала свои поцелуи какому-то трусливому простофиле. Скажи мне, сладкая, как тебе пришлись его поцелуи?
Ей хотелось раскалить Флинта докрасна.
– Они были влажные и глубокие, – сказала она хрипло. Он прорычал что-то невразумительное, и Дейн почувствовала, как его естество стало больше.
– Он трогал твои соски?
Она вильнула бедрами.
– Я ему не позволяла, но он был так настойчив...
Она почувствовала, что он шевельнулся, вышел из нее и слегка шлепнул ее по ягодицам.
– Какая ты сука, – сказал Флинт, встал, отошел в другой угол комнаты. – Где ты была?
Дейн лениво перевернулась на спину.
– Это не твое дело, мой сладкий.
– Это мое дело, если тебя нет на месте, когда я хочу тебя.
– Мне пришлось, и это все, что ты должен знать.
– Я хочу, чтобы ты была здесь каждый день. Каждый день!
– Я тоже хочу, чтобы ты был здесь, – пробормотала она, дразня его голосом. Затем села, откинулась на локти и раздвинула ноги.
Он отреагировал немедленно. Его член стал как камень. Дейн улыбнулась ускользающей, понятливой улыбкой и слегка придвинулась к краю кровати.
– Ну, мой сладкий, – сказала она, медленно встав, и, покачивая бедрами, подошла к нему.
Дейн остановилась в дюйме от его агрессивно торчащего члена и приподняла одну ногу, чтобы погладить его мускулистое бедро.
– Почему бы тебе не снять с меня сапоги, чтобы я была так же нага, как и ты? – промурлыкала она, слегка оттягивая большими пальцами кожаную повязку на бедре.
Флинт чуть наклонился и провел своей широкой ладонью по ее ноге от того места, где кончался сапог, до скрещения ног и снова вниз. Затем стал медленно расшнуровывать сапог. Все это время она смотрела на него блестящими, чуть усмехающимися синими глазами.
Флинт медленно стащил сапог и увидел кожаный шнурок вокруг лодыжки. Он швырнул сапог в противоположный угол, все еще удерживая ее ступню в своей жаркой крупной ладони.
Дейн медленно опустила ступню, коснувшись его восставшего члена, осторожно провела по нему пальцами ноги, в то время как Флинт продолжал поглаживать ее лодыжку.
– Ты вот-вот лопнешь, дорогой, – сказала она, коснувшись пальцем ноги крохотной жемчужной капли, что появилась у щели на головке.
– Я готов для твоего густого жаркого меда.
– Позволь мне ласкать ногой все твое могучее тело, и пусть мое бедро останется здесь, на твоем бедре, чтобы я могла добраться ближе и ближе...
Дейн приподнялась, обхватив его ногой за талию и открываясь для него. Он не стал входить в нее глубоко, лишь коснулся сливочных губ с внутренней стороны. Она чувствовала, что он собирает силы для одного, но сильного толчка. И он овладел ею и замер, наполнив ее собой до самых глубин.
– Тебе это нужно, сладкая.
– Ты этого хочешь, сладкий.
– Скажи мне, что ты чувствуешь.
– Он большой и твердый, как камень. Как раз такой, как я люблю, – пробормотала Дейн, одной рукой обняв Флинта за шею, чуть отклонившись назад, чтобы он мог свободной рукой накрыть ее грудь. – Поцелуй меня, забияка.
Она лизнула его губы. Флинт накрыл ее грудь горячей ладонью. Она принялась дразнить его языком. Когда он приник к ее губам, Дейн сдалась, открыв жадный до ласки рот навстречу его поцелуям.
Он погладил ее возбужденный сосок.
– О, мой сладкий, – выдохнула она ему в лицо, – ты должен...
– Я хочу брать тебя так каждый день.
Она застонала и приоткрыла рот.
– Ты создана для этого, ты создана для меня, – прошептал Флинт и впился в ее губы.
Она пила его поцелуи, жаркие, жадные, сочные.
– Я сделал тебя развратной. Ты принадлежишь мне.
– Да, – простонала она.
Она начала двигаться навстречу ему короткими толчками почти бессознательно. Он целовал ее соски, доводя Дейн до бесчувствия. Ей так это нравилось: он был здесь, для нее, и она могла делать с ним то, что хочет, волнообразно вращая бедрами, движимая нараставшим напряжением в сосках.
О Господи, сколько ощущений дарили ей собственные соски и та крохотная почка у центра ее существа, что она раздражала собственными движениями. О да!..
