Антоний быстро соскочил с лошади и освидетельствовал упавшее колесо. Он с первого же взгляда убедился в том, что ось была только что перед тем перепилена острой пилой.
Антоний многозначительно взглянул на Геля, тот в одну секунду сообразил, в чем дело, и ему ясно, как день, представилось теперь все, что было сделано тихонько за его спиной. Он вспомнил, как Анна не спускала глаз с капитана, вспомнил затем ночную прогулку пажа к Румнею, вспомнил и понял теперь, почему Анна захотела вдруг прогуляться и постаралась увлечь его подальше от экипажа, в то время как Антоний находился далеко на пригорке, а Боттль был занят лошадьми. Анна задумала все это очень умно, и Румней, по-видимому, в точности привел в исполнение все, что она приказала ему. Она решила, что самое лучшее испортить экипаж, этим она задержит Геля и таким образом даст возможность Барнету догнать их. Она вовсе не желала спасаться одна с разбойником, так как, по-видимому, не особенно доверяла ему, она не хотела портить его лошадей или подкупать его людей, так как знала, что он может отплатить ей за то и за другое, и поэтому она решила прибегнуть к самой невинной хитрости, не рискуя сама положительно ничем.
Румней прекрасно играл свою роль и с самым невинным и удивленным видом смотрел на колесо, валявшееся в грязи среди дороги.
Теперь было только утро четвертого дня бегства Геля. Он мечтал о том, чтобы еще только этот день и следующий провести в мире со своим нежеланным союзником, и поэтому ему пришлось сдержать себя и сделать вид, что он приписывает все простой случайности.
— Какая жалость, что колесо сломалось! — проговорил он, многозначительно глядя на Антония и Кита Боттля. — Надеюсь, сударыня, что вы не пострадали от неожиданного толчка, когда экипаж свалился набок?
Гель, говоря это, внимательно смотрел ей прямо в глаза, но она ничего не ответила и продолжала молча сидеть в экипаже с Френсисом и, по-видимому, действительно нисколько не пострадала от толчка, так как, конечно, ждала его с минуты на минуту.
— Какая досадная задержка! — воскликнул Румней с притворным сожалением.
— Да, ужасно досадно, — повторил Мерриот со вздохом, как бы очень огорченный этим неожиданным препятствием. Он нарочно хотел провести своих собеседников и заставить их думать, что он действительно ничего не подозревает о их злом умысле. Он прекрасно понимал, что Румней вовсе не расположен в данную минуту к открытой ссоре, так как они находились недалеко от города, и в его расчеты вовсе не входило слишком близкое знакомство с его обитателями. Он предпочел бы завести ссору и напасть на своего противника где-нибудь в уединенном месте, далеко от обитаемых жилищ.
Гель быстро сообразил, что ему делать теперь дальше, но из боязни, чтобы Румней не догадался о его намерениях и не помешал ему, он нагнулся к Антонию и шепотом отдал ему самые необходимые приказания.
Антоний, не говоря ни слова, быстро сел опять на свою лошадь, поехал к той гостинице, где они закусывали и спросил что-то у человека, стоявшего в дверях.
Результат этих переговоров был, по видимому, не благоприятен, так как, отъезжая от ворот гостиницы, Антоний отрицательно покачал головой Гелю и быстро промчался по направлению к городу, мимо которого они недавно проезжали.
Боттль молча наблюдал за Антонием так же, как и Румней, и посмотрел вопросительно на Геля, как бы спрашивая у него, в чем дело.
— Ничего, — ответил ему Гель спокойно, — если он заметит Барнета и его людей раньше, чем найдет то, зачем я послал его, он вернется сюда, и мы тогда встретимся с Барнетом в открытом бою; может быть, это будет еще к лучшему.
Нечего говорить о том, что Гель всегда имел в виду последнее средство — сразиться с Барнетом и его людьми, но по возможности старался избегать подобной встречи, так как боялся, что Барнет сразу увидит, что имеет дело с подставным лицом, а вовсе не с сэром Валентином.
Чтобы привести свой план в исполнение, не теряя драгоценного времени, Гель подъехал к Румнею и сказал ему:
— Велите своим людям выпрячь лошадей из экипажа: не имеет никакого смысла оставлять их в упряжи, так как двинуть его с места все равно нельзя.
Разбойники быстро исполнили данное им приказание и в одну минуту выпрягли лошадей; они сидели теперь все верхом, переговариваясь и недоумевая, что будет дальше. Анна и ее паж тоже сидели молча, не выдавая своих тайных мыслей. Боттль и Румней проезжали шагом взад и вперед, перекидываясь отдельными фразами.
Наконец, вдали показалась фигура Антония. Он подвигался быстро, но спокойно. По-видимому, он нигде не нашел ни малейших следов Барнета и его людей. Он вез с собой старое дамское седло и множество охотничьих рогов, нанизанных на веревку. По-видимому, он ездил в город только для того, чтобы достать там эти предметы. Спутника Геля с любопытством оглядывали их, не понимая, зачем они ему понадобились.
Мерриот приказал Антонию и Киту сойти с лошадей. Затем он велел прежнюю лошадь Френсиса подвести к экипажу, и Антоний оседлал ее под дамское седло, привезенное им.
— Ну, а теперь, сударыня, — сказал Гель, обращаясь к Анне, — позвольте помочь вам взобраться в это седло.
Она сидела неподвижно и молча, как будто слова эти относились не к ней, и только многозначительно взглянула на Румнея.
Гель понял, что должен действовать скорее, иначе разбойник поймет ее немой призыв и вступится за нее».
— Том Коббль, подержи мою лошадь! — воскликнул Гель и в одну секунду очутился на земле. Затем он быстро очутился в колымаге, поднял на руки Анну, вынес ее из экипажа, и раньше, чем она успела опомниться, она уже сидела на лошади.
— Давай сюда веревку! — крикнул Гель и Антоний подал ему веревку, на которой висели охотничьи рожки, и раньше, чем Анна успела соскользнуть опять на землю, Гель дважды обернул веревку вокруг ее талии и взял оба конца в свои руки, затем быстро вскочил на эту же лошадь впереди Анны и обвязал оба конца веревки вокруг себя.
— А теперь, Антоний, привяжи так же за собой Френсиса! — воскликнул Гель и Антоний моментально исполнил его приказание, раньше, чем паж успел сообразить, что с ним делают.
— Кит, раздай-ка всем эти рожки, один дай мне, другой Антонию, третий Румнею и еще один Тому Кобблю. А теперь все по местам! Кит, поезжай вперед! Капитан Румней может ехать, где ему угодно. Слушайте все, что я вам скажу: когда я затрублю в этот рог, все должны сделать то же самое, а у кого нет рога, тот должен кричать изо всех сил, и все должны ехать галопом, пока я не прикажу переменить аллюр.
Минуту спустя, вся кавалькада понеслась вперед, оставляя позади себя сломанный экипаж, который все еще продолжал лежать печально на боку.
