— Не сейчас, Эдгар, — и вышел из комнаты.
Ретт Батлер не был жесток к Эдгару — как Генри Кершо и Эндрю Раванель, — однако его безразличие было хуже жестокости. В чем секрет Ретта? Может, его сила в равнодушии?
Когда Батлера выгнали из Вест-Пойнта (никто из чарльстонцев не удивился бы, если бы он пустил себе пулю в лоб), Эдгар Пурьер единственный пришел на пристань встречать приятеля.
— Черт побери, рад тебя видеть, Ретт. Пойдем со мной.
У мисс Полли новая девчонка с такими аппетитами…
Ретт только улыбнулся полунасмешливой улыбкой, которую Эдгар ненавидел.
— Не сейчас, Эдгар, — сказал он и направился в город.
На пороге с ведерком для угля в руке нерешительно стояла горничная «Красной Шапочки».
— А, входи, детка.
— Простите, сэр. Я не знала, что здесь кто-то…
— Не важно, не важно, делай свою работу. Боишься, что я тебя укушу?
— Нет, сэр.
— Я бы никогда не укусил такую милашку, как ты.
Девушка вспыхнула.
— Скажи, детка, когда придет капитан Батлер?
— Не знаю, сэр.
Когда она опустилась на колени, чтобы выгрести угли из печки, платье натянулось на спине и стал виден каждый позвонок. Минетта, вернувшись с бренди, рявкнула:
— Лайза! Тебе нельзя заходить в гостиную вечером!
Смущенная девушка опрокинула ведерко, и уголь рассыпался, залетев под кресло капитана Пурьера. Он раздвинул ноги, чтобы она смогла достать угольки.
— Вот неуклюжая, — прошипела Минетта. — Оставь. Соберешь после того, как капитан уйдет.
— Минни, как ты думаешь, Лайза смогла бы меня обслужить?
— Лайза еще ребенок, капитан, — холодно сказала Минетта. — Она не развлекает клиентов.
Когда вошел Макбет, держа за руку незнакомого мальчишку, Лайза воспользовалась моментом, чтобы сбежать.
Макбет объяснил Минетте:
— Парень говорит, что он сынок Красотки.
Минетта сравнила лицо паренька с изображением на лагерротипе, хранившемся у мадам на туалетном столике.
Но, шоп petit[24], ты же в пансионе. В Новом Орлеане!
Тэз развел руками, как будто сам не понимал, как очутился в Атланте. И расплылся в очаровательной улыбке.
— Говорит, сынок мисс Уотлинг, — повторил Макбет.
Внимание Эдгара Пурьера сосредоточилось на Тэзе.
— Мальчик, кто ты? Как тебя зовут?
— Я Тэйзвелл Уотлинг, сэр.
— Господи, Уотлинг! И ты родился?..
— В Новом Орлеане, сэр.
— Когда? Меня не волнует, где ты родился. Дай-ка по-
считаю. Двенадцать… нет, все тринадцать лет назад!
— Мне тринадцать лет, да, сэр.
— Cher[25] капитан, сейчас не время для расспросов. Мальчик приехал встретиться со своей дорогой мамой.
Капитан Пурьер, встав, принялся придирчиво изучать Тэза, словно выбирал себе новый кольт.
— Да, есть сходство, определенное сходство — те же уши, тот же нос! — Он поднял стакан, — Тэйзвелл Уотлинг! Ей-богу, ты внебрачный сын Ретта Батлера!
Залпом выпив бренди, он поставил стакан на каминную полку.
— Вы ошибаетесь, сэр. Капитан Батлер — мой опекун.
— Ну конечно. Вне всякого сомнения.
Тикали часы на камине, в печке потрескивал огонь.
Тэз, приехавший издалека, почувствовал усталость.
— Я сообщу капитану Батлеру о вашей заинтересованности в моем происхождении, сэр.
Глаза у Пурьера стали пустыми.
— Поговорим в другой раз, мальчик. Минни, можешь принести мне еще бренди? Теперь французского, хорошо, cher?
Минетта спешно провела Тэза через прихожую в комнату, которая раньше служила семейной столовой, а теперь превратилась в будуар Красотки Уотлинг, святилище необразованной женщины со средствами. Темные шелковые муаровые шторы закрывали окна, скрадывая шум улицы. Плафоны были расписаны пышными яркими цветами. На кровати лежало покрывало из розовой парчи, а в изголовье — бесчисленное множество больших и маленьких подушек с бахромой. Теплый надушенный воздух окутал Тэза. От этого гимна женственности мальчику стало не по себе.
Мать посмотрела поверх очков для чтения.
— Тэз, — ошеломленно произнесла она, — А я как раз пишу тебе!
— Мадам, le bon fils![26]
Минетта подтолкнула мальчика к матери.
Тэз попытался предупредить ее протесты:
— Я так рад, что я здесь, маман. Можно мне остаться с тобой?
— Но, Тэз…
— Я пробрался сквозь линии федералов, прямо под носом у часовых. Один из них чуть не наступил на меня! Если бы так случилось, не знаю, что бы я делал! Я не привез никакой еды, мне нечего было есть, я голодал, маман. А потом повстречался с какими-то гуртовщиками, которые везли скот в Монтгомери, и они угостили меня кукурузными лепешками. А уже на железной дороге полицейские не пускали меня в поезд. И солдаты тайком провели меня в вагон.
Сын бросился в объятия матери.
— Бог знает, как я скучала по тебе, мой дорогой.
Минетта открыла бар.
— Минни! Он называет меня Минни! Если уж меня окрестили именем Минетта в церкви, то пусть и Капитан Длинный Нос потрудится произнести!
Красотка нежно откинула волосы со лба сына.
— Минетта, пожалуйста, давай потом.
— Элоиза вообще не хочет спускаться, когда этот чело-век приходит.
— Да, Минетта. После, прощу тебя.
— Капитан, вот ваш французский бренди!
Минетта плюнула в стакан, прежде чем наполнить его, и вышла.
Мать и сын обнимались, разговаривали и снова сжимали друг друга в объятиях. Чуть позже Лайза принесла на подносе суп с хлебом. Тэз ел на туалетном столике матери, среди помад и снадобий.
— Лайза просто чудо, правда, мама? — сказал он с набитым ртом.
— Супруга бедной девочки убили на войне. Они провели вместе только один день. Только один! Когда она оказалась на пороге нашего дома, я впустила ее.
Красотка постелила на пол рядом с кроватью одеяла и, после того как мальчик заснул, поцеловала его в лоб и погасила лампу.
На следующее утро Тэз, возвращаясь из уборной, заметил, что из кухонной трубы поднимается дым. Лайза отскочила от плиты, которую топила.
— Как ты меня напугал! Не привыкла, что здесь кто-то рано встает.
— Я выспался, — сказал Тэз. — Мы в Нью-Орлеане вообще почти не спали.
Она подняла бровь.
— Как так?
— Там днем и ночью жизнь кипит, — Он потер нос.—
В Атланте столько дыма!.. Как вы терпите?
— Сам скоро привыкнешь.
— Маман сказала, что ты вдова.
— Да, пристрелили моего Билла.
— А я никогда не был женат, — сказал Тэз.
— Конечно, ты же еще ребенок.
Тэз выпрямился.
