— Но детям их не выкалывали на теле! — возмутился Уильям. — Англия — цивилизованная страна!
Джеймс усмехнулся.
— Да, я и забыл, что англичане впитали спесь с молоком матери. Мой народ считал иначе. Мы, шотландцы, разрисовывали себя синей краской, когда выступали против захватчиков. А как насчет этого у истинных ирландцев?
Уильям выглядел так, словно готов был вот-вот наброситься на Джеймса.
— Что все это значит, мистер МакКензи? — спросил он. — Вы хотите оскорбить меня?
Джеймс невинно поглядел на него.
— Оскорбить? Я? Вас? Зачем мне это? Я просто подумал, что стоит напомнить о ваших же собственных корнях. В остальном же я просто даю добрые советы. И вот вам первый: не превращайте маори в своих врагов!
Мужчины ехали через лагерь и сейчас проезжали мимо длинного спального дома, кладовых на сваях — патака, как пояснил Джеймс, — и нескольких отдельных домов. Джеймс здоровался со стариками, перебрасывался с ними парой приветливых фраз. Одна женщина, похоже, спросила об Уильяме, и Джеймс представил ей молодого человека.
После этого старухи зашушукались, и Уильям несколько раз разобрал слово Кура-маро-тини.
— Сейчас вам следует вежливо сказать киа ора и поклониться дамам, — произнес Джеймс. — В принципе, еще принято тереться носами, но, судя по всему, это будет для вас чересчур…
Он перебросился с женщинами парой слов, которые тут же захихикали.
— Что вы сказали? — недоверчиво поинтересовался Уильям.
— Я сказал, что вы стесняетесь, — ответил Джеймс, который веселился от души. — Ну же, поздоровайтесь наконец!
От ярости Уильям покраснел, но послушно повторил слова приветствия. Старухи искренне обрадовались и с улыбкой поправили его произношение.
— Хаере маи! — кричали Уильяму дети. — Добро пожаловать!
Маленький мальчик подарил им кусочек жадеита. Джеймс рассыпался в благодарностях и заставил Уильяма сделать то же самое.
— Это поунаму. Он должен приносить счастье. Очень щедрый подарок от малыша… с которым, кстати, вам стоит быть приветливее. Это младший сын Тонги.
Малыш уже действительно вел себя как вожак, с достоинством приняв благодарность пакеха. Наконец мужчины покинули деревню. Земля вокруг лагеря не принадлежала Уорденам; здесь было лишь несколько возделываемых маори полей и садов. Вскоре после этого они проехали мимо больших загонов для лошадей, в которых частично находились овцы. Животные толпились вместе, потому что снова начался дождь. В таких обстоятельствах их кормили в том числе и сеном.
— Для большинства овец корма хватает и зимой, — пояснил Джеймс. — Но маток мы подкармливаем. Тогда ягнята будут крепче и их можно будет раньше перегнать на высокогорье, что, опять же, позволит сэкономить корм. А вот здесь у нас крупный рогатый скот… Мы занялись этим, когда появились рефрижераторные суда, которые ходят в Англию. Раньше мясо поставляли только в Отаго или на Западное побережье. У старателей и горняков всегда отменный аппетит. Но сейчас в Англию регулярно ходят суда с холодильными камерами. Это хорошее предприятие. А пастбищ на Киворд-Стейшн хватает. Вон там первые сараи для стрижки овец.
Джеймс указал на большое невысокое здание, которое еще несколько недель назад Уильям оценить бы не смог. Сейчас же он знал от других фермеров, что здесь находится сухое место для стригалей, которые по весне путешествуют от фермы к ферме, чтобы избавить овец от шерсти.
— Первый? — спросил Уильям.
Джеймс кивнул.
— Всего у нас три. И нам нужны стригали на три недели. Вы понимаете, что это значит.
Уильям усмехнулся.
— Много овец, — заявил он.
— Больше десяти тысяч по последним подсчетам, — произнес Джеймс и добавил: — Довольны?
Уильям взвинтился.
— Мистер МакКензи, я знаю, что вы подозреваете меня в дурных намерениях. Но мне ваши чертовы овцы не нужны! Мне нужна исключительно Кура! Я женюсь на ней, а не на вашем бизнесе по продаже мяса крупного рогатого скота!
— Вы женитесь и на этом тоже, — заметил Джеймс. — И не нужно мне рассказывать, что вам это безразлично.
Уильям бросил на него гневный взгляд.
— Еще как безразлично! Я люблю Куру. Я сделаю ее счастливой. Все остальное не играет роли. Мне нужна только Кура, а ей нужен я!
Джеймс кивнул, хотя Уильяму не удалось переубедить его.
— Что ж, вы ее получите.
Квинстаун, озеро Пукаки, Кентерберийская равнина
1894–1895 гг.
Уильям Мартин и Кура-маро-тини Уорден поженились незадолго до Рождества 1893 года. Свадьба была самым роскошным праздником, состоявшимся в Киворд-Стейшн со времен смерти ее основателя Джеральда Уордена. Год в Новой Зеландии сменялся в самый разгар лета, поэтому праздновать можно было в саду. Гвинейра поручила поставить дополнительные павильоны и шатры, чтобы быть готовой к внезапному летнему дождю, однако погода тоже была за молодых. Солнце сияло, пытаясь затмить гостей, явившихся в большом количестве, чтобы поздравить молодоженов. Здесь собралась половина Холдона, а впереди всех, конечно же, находилась постоянно всхлипывавшая Дороти Кендлер.
— Она еще на моей первой свадьбе рыдала так, что едва глаза не выплакала, — сообщила Джеймсу Гвинейра.
Конечно же, пришли и жители окрестных ферм. Гвинейра приветствовала лорда и леди Баррингтон, а также их младших детей. Старшие учились в Веллингтоне или в Англии, одна из дочерей вышла замуж и уехала на Северный остров. Бизли, которые раньше были самыми ближайшими соседями, умерли, не оставив прямых наследников, и дальние родственники решили продать ферму. Теперь майор Ричлэнд, ветеран Крымской войны, занимался разведением овец и лошадей так же «по-джентльменски», как и Реджинальд Бизли. К счастью, у него были способные управляющие, которые просто не обращали внимания на противоречивые приказы незадачливого фермера.
Из Крайстчерча приехали Джордж и Элизабет Гринвуд, тоже в сопровождении лишь своих дочерей. Один из их сыновей еще учился в Англии, второй заканчивал практику в австралийских филиалах торгового дома.
Старшая дочь Дженнифер, бледная светловолосая девушка, склонная к робости, и вовсе умолкла, едва увидела Куру-маро-тини.
— Она прекрасна! — только и прошептала она, глядя на Куру в подвенечном платье сливочного цвета.
И этого нельзя было отрицать. Сшитое в Крайстчерче платье подчеркивало идеальные формы Куры и не казалось при этом непристойным. Венок у нее был из свежих цветов, длинные, до бедер, распущенные волосы вполне заменяли собой фату. Несмотря на то, что она казалась такой же безразличной, как и на всех остальных праздниках, которые соизволила почтить своим присутствием, глаза девушки вспыхивали всякий раз, когда ее взгляд падал на жениха. Когда она шла к алтарю, движения ее были грациозны, как у танцовщицы. Впрочем, была еще одна небольшая проблема, прежде чем приехавший из самого Крайстчерча епископ мог соединить пару под украшенным цветами балдахином.
