Множество людей, которые искали и находили работу, основывали предприятия, открывали лавки или нанимались уличными торговцами, приобретали или арендовали кусочек земли, чтобы разводить овощи и держать скот. Люди, которым требовались одежда, еда и крыша над головой и которые на деньги, оставшиеся после всего этого, позволяли себе то, что город мог им предложить.
Цифры говорили сами за себя. Число кораблей, прибывающих в порт за год, впервые перешагнуло полмиллиона. В апреле 1855 года почта насчитала почти тридцать две тысячи отправлений. К этому времени Сингапур мог похвастаться тройкой респектабельных отелей, двумя французскими разъездными зубными врачами, которые на время своего пребывания в Сингапуре посещали больных на дому, и сразу несколькими частно практикующими врачами для европейского населения. Англоязычная «Сингапур фри пресс» выходила еженедельно, «Стрейтс таймс» – два раза в неделю, потом ежедневно, и вскоре должна была добавиться еще одна ежедневная газета. Новый договор облегчил торговлю между Великобританией и Сиамским королевством и поспособствовал дальнейшему взлету бизнеса. По некоторым оценкам торговля каждый год подрастала на миллион фунтов стерлингов.
Однако, хотя в Калькутте благожелательно смотрели на такое развитие, Сингапур уже больше двадцати лет был столицей Проливных Поселений в Малаккском проливе, деньги на расширение, содержание и управление Сингапура текли уже скупее; предпочитали инвестировать на месте, на индийском субконтиненте. Исходящая то и дело от правительства в Бенгалии негодующая инициатива, чтоб городская касса Сингапура пополнялась повышением налога на торговлю и таможенного сбора, натыкалась на ожесточенное сопротивление. Она противоречила этике преимущественно шотландских торговцев, что каждый – кузнец своего счастья. Жизнь в Сингапуре была свободной, свободной должна оставаться и торговля. Без контроля со стороны правительства, без вмешательства органов. Ибо только свободная торговля была доходной, особенно в этом углу мира, где конкурировали сразу несколько портов.
Налогами облагались лишь вино, алкоголь и опиум, потребителей которого на острове с тяжело работающими кули было много, продажа незастроенной земли и сдача внаем жилья, источниками денег были пошлины, денежные штрафы и почтовый сбор. Полагались на традиционные шотландские добродетели экономности и прилежания, а если что случалось, то, скрипя зубами, платили из своего кармана на то, в чем город срочно нуждался, в надежде, что эта инвестиция скоро окупится в торговле.
Между тем воздвигли маяк – Хорсбург Лайтхаус – на выбеленной птичьим пометом гранитной скале на востоке острова, всего в нескольких милях от побережья Джохора; там, где воды пролива Сингапур сливаются с водами Южно-Китайского моря. А вскоре после этого и второй – на самой южной скале побережья острова, названный в честь основателя города Раффлз Лайтхаус.
Третий мост через реку Сингапур был запланирован на уровне почтамта, чтобы сократить объезд через мост Томсона или лодочную переправу. Деревянный, для пешеходов и с проезжей частью шириной в шестьдесят футов, однако заложенные на строительство десять тысяч долларов показались слишком высокой ценой, и ограничились пешеходным мостом, за пользование которым взималась плата в четверть цента, а через реку Рохор вскоре перекинулся кирпичный мост Виктория. После того как прежняя Ассамблея обветшала, был заложен первый камень нового Таун-Холла, финансируемого коммерсантами города. Из их же кошелька, подкрепленного добавкой из Калькутты, происходили деньги, на которые был восстановлен Сент-Андрус, который стал красивее и больше.
Навигационная компания Peninsular & Oriental Steam, выполнявшая теперь рейсы Австралия – Сингапур не раз, а два раза в месяц, расположилась западнее устья реки Сингапур. На участке побережья, который природа сформировала в виде просторного, защищенного порта с хорошей глубиной – Нью-Харбора, – вскоре появились и другие крупные предприятия.
Когда сэр Стэмфорд Раффлз основывал Сингапур, он держал в уме вторую Батавию. Более восточная королева обещала затмить Королеву Востока, а то и вовсе свергнуть ее с трона.
Теперь, на своем четвертом десятке, Сингапур, казалось, исполнил это свое обещание.
Паланкин громыхал в горку, потом покатил по равнине, то каменистой, то песчаной. На каждом ухабе Георгину швыряло к Полу, который бережно удерживал ее в объятиях. Запах пыли проникал сквозь щели жалюзи, и прорывающийся луч солнца гладил Георгину по щеке.
– Может быть, лучше было бы сегодня остаться дома, – пробормотал Пол ей в губы, и рука его скользнула от ее талии вниз.
Георгина тихо засмеялась:
– Ты же сам хотел, чтобы мы непременно поехали вдвоем.
Она выглянула в щель, пытаясь в пятнах тени и слепящих просветах солнца, в облаке пыли и листвы определить, где они.
– О нет, – с наигранным укором сказал Пол и снова повернул ее лицо к себе: – Ты испортишь себе весь сюрприз.
– Какой еще сюрприз?
Пол многозначительно поднял брови.
– Ну скажи! – Георгина засмеялась и нежно ткнула его в ребра.
– Наберись терпения. А я буду тебя отвлекать.
Он притянул ее к себе и поцеловал, и теплая щекотка наполнила ее внутренности.
Паланкин замедлил ход.
– Здесь, туан Бигелоу? – послышалось с кучерского облучка.
Пол с трудом оторвался от нее и, выглянув в щель жалюзи, взялся за дверцу.
– Да, здесь. Спасибо, Яти!
Широкая, пыльная дорога пропадала вдали.
Края дороги лежали в глубокой тени могучих деревьев, за которыми с одной стороны поднималась вершина Губернаторского холма, с другой – Маунт София. Здесь пахло солнцем и тенью, пылью, листвой и травой. Сладостью, как от спелых фруктов, как от цветов, и немного свежими, еще зелеными пряностями. Птицы чирикали в кронах деревьев, и серебристо лился с ветвей звон цикад.
Георгина еще никогда не была здесь, разве что проезжала когда-то мимо – может быть, когда они выпускали на волю какаду.
– Идем. – Пол взял ее за руку.
Они зашагали по траве сквозь нескончаемые, как казалось, ряды деревьев; Георгина различила миндальные деревья, мангостаны и мускатные деревья и увидела в ветвях желто-зеленые и кисловатые розовые яблоки.
Пол остановился и расставил руки:
– Как ты смотришь на то, чтобы все это завтра принадлежало нам?
Георгина смотрела вокруг большими глазами:
– Фруктовый сад?
Он засмеялся:
– Да, фруктовый сад.
Его голубые глаза сверкали, и излучаемая им радость окружала его золотым ореолом, который неудержимо притягивал Георгину и заставил ее шагнуть к нему.
– Здесь, на Орчерд-роуд еще все сплошь во фруктовых садах. Здесь полно мускатных плантаций и посадок перца. Но цена на мускат все больше падает. И видишь вон то мускатное дерево? Оно больное! Гляди, кора выцвела, почти белая, а ствол обвит каким-то растением-паразитом… Здесь многие деревья больны и отмирают. Первые плантаторы подумывают, чтобы продать свою землю.
Она выжидательно смотрела на него, не понимая, что он хотел ей этим сказать. Он зашел к ней со спины, обнял ее и прижался щекой к ее щеке.
– Разве ты не видишь? – прошептал он. – Наш новый дом? С большим садом для тебя и наших безобразников?
Она покраснела, как будто этими словами он влепил ей пощечину.
– Георгина?
Ее желудок судорожно сжался.
– Почему ты молчишь?
Слезы брызнули из ее глаз, и она, смаргивая их, отвернулась.
– Но у нас… у нас ведь есть дом, – выдавила она глухо.
Он гладил ее плечи, утешая.
– Я знаю, как много значит для тебя Л’Эспуар. Да и для меня тоже. Но ты должна признать, что он уже старый и отжил свое. Близость к морю за эти годы просто взяла свое.
Ей было трудно дышать, не то что говорить.
– Тогда… давай его обновим.
– Если сделать все, что нужно для его обновления, это встанет как два новых дома. – Он вздохнул. – Я очень ценю твоего отца, но мне с ним тесновато жить под одной крышей, если это надолго. Дом и без того маловат. А теперь, когда мальчики подрастают…
