Кассандра отвернулась и смутилась. Да, конечно, для такого поведения у нее был прекрасный предлог – она пришла, чтобы разбудить брата в то время, которое было для него зарей!
– Прости, Гэбриел, я не подумала… я вернусь.
Он потянулся и ухватил ее за рукав.
– Идем, сестрица. – Его глаза искрились весельем. – Ты же не думаешь, что я живу монахом.
Он усадил ее в кресло, тихо пересек комнату и закрыл дверь в спальню.
– Нет.
Кассандра занялась перчатками. Прошлым вечером – Джулиан и танцовщица из оперы, сегодня – Гэбриел и его любовница. Это было больше того, что ей хотелось знать о жизни братьев.
– Я просто смутилась, что потревожила тебя так рано по такому пустяковому делу.
– Мм…
Он налил из кувшина стакан воды и молча предложил его ей. Кассандра отрицательно покачала головой, и он выпил его сам.
– И что это за дело?
Он потянулся за рубашкой, криво висевшей на спинке стула.
Освещенный солнечным светом, лившимся через высокие окна, Гэбриел выглядел поразительно экзотично – светло-коричневая кожа на его груди и руках была такой же шелковистой и идеальной, как тогда, когда они были детьми, когда он часто ходил с шарфом, обмотанным вокруг головы, шпагой, заткнутой за пояс на талии, и в брюках, в которых выглядел гораздо старше. Кассандра улыбнулась, вспомнив об этом.
– Ты выглядишь точно так же, как когда тебе было тринадцать.
Он натянул через голову рубашку, вынул из вазы апельсин, сел и принялся чистить его. По его лицу пробежала шаловливая улыбка.
– Я не часто чувствую себя по-другому. Это, наверное, ужасно?
– Вовсе нет.
– Так что это за загадочное дело?
– А, это.
Кассандра взяла перчатки, потом положила их обратно.
– По правде говоря, речь идет о книге. Джулиан сказал, что ты хвалил ее вчера.
Он наклонил голову, его взгляд стал внимательным.
– Ты пришла спросить о книге?
Кассандра выпрямилась и уселась поудобнее.
– Да, о сборнике стихов некоего графа Монтеверчи.
– Я не думаю, что он граф.
Гэбриел положил в рот дольку апельсина и встал, направляясь к столу, на котором лежали разбросанные в беспорядке книги, листы бумаги и аккуратно рассортированные обломки породы. Он достал тряпку из стопы, которая, казалось, вот-вот свалится, и тщательно вытер пальцы, прежде чем достать книгу с самого низа.
– А! Я был прав. Бэзил ди Монтеверчи. Он граф?
У него был экземпляр книги. Здесь, в этой комнате.
Ее ладони неожиданно вспотели, и Кассандра снова схватилась за хлопчатобумажные перчатки.
– Думаю, да.
– Я прочитал не все, но написано очень хорошо.
Гэбриел перенес книгу через комнату и почти небрежно вручил Кассандре.
– Несколько более эмоционально, чем я люблю, но у него яркие, очень мощные образы. Мне было бы интересно услышать твое мнение.
Он снова принялся за апельсин и откинулся в кресле непринужденно и изящно. Кассандра подержала книгу всего мгновение, дотронулась до уголков и корешка, не в силах даже смотреть на нее. Она показалась ей теплой, почти горячей, чтобы держать ее так близко от себя.
– Тогда можно я возьму ее почитать?
– Конечно.
Гэбриел не сводил с нее глаз, его мысли скрывало приятное выражение лица. Кассандра поняла, что должна раскрыть книгу – он ожидал, что ей не терпится полистать страницы, ведь ради нее она прошагала ранним утром две мили и подняла его с постели.
Кассандра вздохнула и склонилась над книгой. Жар, исходивший от нее, растекался по рукам и всему ее телу. Книга была в красном переплете. Она называлась «Ночь огня».
Как и накануне в опере, Кассандра не заметила, что задержала дыхание, и почувствовала это только тогда, когда у нее начало темнеть в глазах и ей пришлось сделать глубокий вдох. Голова кружилась от образов, она не знала, сможет ли прочесть то, что он написал.
Было абсолютно ясно, что она не сможет прочесть ни строчки в присутствии брата. Тогда он поймет слишком многое.
– Ты с ним встречался? – спросила Кассандра, довольная тем, что ее голос прозвучал совершенно непринужденно.
Она водила пальцами по названию, трогая каждую букву.
– Пока нет. Сегодня вечером он читает свои стихи у Чайлда. Я, пожалуй, пойду. Хочешь отправиться со мной?
Кассандре удалось улыбнуться.
– Пока нет, я сначала прочту их.
– Как хочешь!
Она встала.
– Спасибо, Гэбриел, оставляю тебя в покое. Прости, пожалуйста, что разбудила.
– Ничего страшного.
Он проводил ее до двери, подождал, пока она натягивала перчатки, зажав книгу под мышкой.
– Я люблю, когда ты приходишь.
Она посмотрела по сторонам и еще раз обратила внимание на тишину.
– А где твоя экономка?
Он скрестил руки на груди.
– У нее заболела мать, пришлось уехать на неделю в Североукс. Она вернется в следующий понедельник.
– Ты всегда можешь пообедать у меня, если до этого устанешь от трактиров.
– Спасибо.
Гэбриел наклонился и легко поцеловал ее в голову.
– Береги себя, прекрасная Кассандра. Ты всегда так осторожна и полна собственного достоинства, но свет не удивится, если ты будешь время от времени позволять нам увидеть то, что творится в твоем сердце.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
Он только улыбнулся:
– Надеюсь, тебе понравятся стихи.
Бэзил собирался читать свои стихи в первый раз. Он обнаружил, что эта перспектива странным образом влияет на его нервную систему. Это была не работа, а просто намерение прочитать собственные стихи перед несколькими англичанами, которые, возможно, одобрят его работу, а возможно, и нет. Женщины одобрят, насчет мужчин он не был уверен.
И все же это была честь, от которой нельзя было отказываться. Чтобы придать себе смелости, Бэзил расхаживал по комнате, служившей ему кабинетом, и тренировался, читая вслух. Его беспокоил акцент.
Аннализа появилась на пороге, как будто откликнувшись на его состояние. Она принесла корзину с рукоделием.
– Тебе нужна аудитория? Я не понимаю по-английски, но могу по крайней мере присутствовать.
Она улыбалась сердечно и мягко. В этой слишком юной девушке было что-то, что ему очень импонировало, – глубокая безмятежность, окутывавшая ее подобно свету. Куда бы она ни шла, покой следовал за ней вместе со всевозможными домашними животными. Как раз сейчас вокруг ее ног крутился толстый серый кот, а лопоухая собака, слишком старая для охоты, хромала за ней на больных артритом лапах, ожидая, пока она сядет.
Этот ребенок был очень красив. Аннализа любила простые, скромные платья, скрывавшие ее чувственные формы, и всегда покрывала темные волосы чепцом. Бэзил уговорил ее снимать его, когда они шли куда-нибудь.