Брендон вдруг представил себе беспрекословно повинующуюся Присциллу — и сон окончательно оставил его. Для этого девушка чересчур независима, достаточно умна и образованна, у нее слишком развито чувство собственного достоинства. И потом… она так хороша!
«Чьи-то другие, не мои руки будут ласкать ее прелестное тело», — мелькнула горькая мысль. Но одного желания мало, чтобы заявить права на женщину, почти принадлежащую другому. Желание Брендон испытывал часто и всегда справлялся с ним. Во всяком случае, не позволял желанию управлять своими поступками. Не все ли, впрочем, равно, какая петля затянута вокруг шеи: удавка или супружество? Нет ничего лучше свободы, возможности бродить где угодно, общаться с кем угодно и спать с кем угодно, если уж на то пошло. Легкие деньги, женщины легкого поведения и тяжелое опьянение, когда слишком донимают воспоминания и размышления.
Завтра они с Присциллой расстанутся навсегда, и слава Богу. Он двинется к северу, где еще не бывал, и вскоре будет хрупкую женщину, с которой не знал ничего, кроме неприятностей.
И Брендон поуютнее устроился под одеялом.
— Всадники! Я видел всадников!
Крик раздался от ворот. Их широкие створки были, по обыкновению, распахнуты (запирались они только в самых крайних случаях, вроде нападения индейцев). Массивная и довольно высокая каменная стена шла в обе стороны от них. Это было скорее символом, чем непреодолимым препятствием, но здесь ничего такого и не требовалось. Стена словно намекала на то, что окружает весьма солидный особняк. Впрочем, нужны ли Стюарту Эгану крепостные стены, чтобы защитить свой дом?
— Они появятся с минуты на минуту! — продолжал Джеми Уокер, молодой человек лет двадцати шести, огненно-рыжий и жизнерадостный.
Он влетел во двор на своей чалой лошадке и так резко осадил ее, что взметнулась целая туча пыли и мелкого гравия. Дворовые собаки залились возбужденным лаем.
— Ты их разглядел? Кто они? — спокойно осведомился Стюарт Эган, не трогаясь с места.
Он стоял перед тяжелыми дубовыми дверями особняка. Створки были чуть приоткрыты, и за ними просматривался мраморный пол вестибюля. Сам же особняк, сложенный из розовато-белого песчаника, основательный и по-своему красивый, был двухэтажным, с длинным балконом, куда выходили двери спален, и широкой верандой.
Особняк, построенный двадцать лет назад прежним владельцем ранчо, доном Педро Домингесом, представлял собой величественный образчик испанской архитектуры. Стюарт модернизировал его, внес некоторые дополнения и теперь имел полное право гордиться роскошным домом.
— Всадников двое, а вот лошадь всего одна, — уточнил Джеми. — Сначала я думал, что это Хеннесси, но что-то не похоже. Скорее всего это Хардинг, он уже задержался на неделю.
Стюарт отправил своего лучшего человека в Натчез, велев разнюхать все, что можно, насчет одного дельца. Слова Джеми заставили его нахмуриться: да уж, черт возьми, пора бы Хардингу показаться на ранчо. Ситуация сложилась не из легких; прежде чем разрешать ее, нужно выяснить всю подноготную о том, кто считал себя партнером Эгана по… хм… бизнесу. Иначе не так-то просто будет остановить Калеба Мак-Лири.
Стюарт сделал последнюю затяжку и щелчком отшвырнул окурок дорогой гаванской сигары в аккуратно подстриженный кустарник, обрамляющий веранду. Именно в эту минуту в воротах показался вороной с двумя седоками. Эган сразу узнал лошадь Хеннесси. Однако вместо привычной фигуры Баркера увидел в седле незнакомого человека, рослого и широкоплечего. Перед ним сидела стройная, почти хрупкая брюнетка.
Эган, несколько раздосадованный тем, что не явился перед юной леди, кто бы та ни была, во всем своем великолепии, уже не успел бы вернуться в дом, поэтому направился навстречу гостям в белоснежной сорочке и жилете.
Вороной приблизился, сопровождаемый дружелюбным лаем собак. За ним бежали детишки Хуареса, отпрыски надсмотрщика-мексиканца.
— Эган, не так ли?
Незнакомец был одет довольно небрежно, в поношенные штаны и домотканую рубаху. Его обувь тоже видала виды, широкополая шляпа изрядно пропылилась, а неизбежный в Техасе револьвер был укреплен так низко на бедре, что Эган невольно приподнял бровь. Он узнал в оружии «паттерсон» тридцать шестого калибра.
— Да, я Стюарт Эган, — сказал он с достоинством. Без дальнейших слов незнакомец соскочил с седла и помог спуститься своей спутнице. Теперь Стюарт лучше рассмотрел ее и нашел, что она хорошо сложена и красива, а ее темные волосы роскошны и ресницы им под стать, густые и длинные.
— Мое имя Траск, — услышал он и снова поднял взгляд на нежданного гостя, — а это мисс Присцилла Уиллз, ваша невеста.
Стюарт испытал удивление и досаду, но выказал только первое.
— Присцилла! — Он устремился вперед и с величайшим радушием взял ее за руки. — Боже мой, что случилось? Почему я не вижу вашей компаньонки? И где Баркер Хеннесси?
— Боюсь, у меня для вас плохие новости, — быстро отозвался Траск. — Мистер Хеннесси… одним словом, с ним случилось несчастье в Галвестоне. Его застрелили, и, поскольку мисс Уиллз тем самым осталась без защиты и покровительства в незнакомом городе, я согласился выполнить обязанности проводника. Что касается ее компаньонки… бедняжка слегла по дороге из Цинциннати. — Мрачно нахмурившись, он продолжал: — Но на этом злоключения мисс Уиллз не кончились. По дороге на ранчо нам пришлось столкнуться с бандитами, гремучими змеями и команчами. Возблагодарите Бога за то, что не овдовели еще до свадьбы.
Эган явственно расслышал в голосе упрек, а так как он не выносил упреков, то сразу невзлюбил Траска и решил не удостаивать наглеца ответом.
— Дорогая моя, — обратился он к Присцилле, — вы и представить себе не можете, до чего меня огорчают ваши злоключения! Если бы я хоть на мгновение заподозрил, как дорого вам обойдется первое знакомство с Техасом, то выехал бы в Галвестон сам.
— Я знаю, что вы так и поступили бы, — тихо ответила Присцилла. — Признаюсь, мистер Траск оказался отличным проводником. Он не один раз спасал мне жизнь.
— Неужто? — с деланным изумлением воскликнул Эган. — Похвально, весьма похвально! Это заслуживает награды. Я щедро вознагражу мистера Траска за хлопоты.
При этом Эган внимательно изучал облик своей нареченной: голубое муслиновое платье со скромным белым воротничком, испачканное и порванное, тем не менее выгодно подчеркивало ее тонкую талию. Эган обожал хрупких женщин — в качестве законных жен, разумеется — и одобрительно улыбнулся, заметив, что груди Присциллы едва заметны под лифом платья. «Такие груди обычно наливаются после родов», — подумал он. Несмотря на растерянность, она держалась решительно и с большим достоинством. Девушка все же перенесла этот нелегкий путь, хотя и выглядела усталой. Значит, она сумеет родить ему крепких сыновей.
