Второй раз за этот день Грейс почувствовала подступившие жгучие слезы. Она быстро заморгала в надежде, что не поставит себя в неловкое положение перед этими чудесными дамами, которые ехали для нее такими хорошими и верными подругами.
Пенелопа встала и подняла чашку:
– Давайте выпьем за освобождение Грейс Марлоу. Пусть она всегда будет самостоятельной женщиной и перестанет связывать себя чьими-то ожиданиями, живой это человек или мертвый.
Они все встали, и лучшие чашки Грейс из ворчестерского фарфора мелодично зазвенели, когда подруги чокнулись ими.
Он в третий раз проехал в своей коляске мимо Марлоу-Хауса. Его терпеливый слуга наверняка думает, что хозяин сошел с ума. Каждый раз, приближаясь к дому, Рочдейл притормаживал, потом передумывал и проезжал мимо, потом снова передумывал и решал, что все-таки войдет в дом, а потом опять проезжал мимо. Чувствуя себя полным идиотом, он доехал до конца дороги и еще раз развернул лошадей. На этот раз он сделает это. Он остановится и войдет внутрь.
Грейс там не было – он знал, что она встречается с банкиром «Куттс и K°», – так что не получится использовать еще один визит в Челси как очередную попытку произвести на нее впечатление.
Он уже сделал это. И это помогло. Его вклад в благотворительность хотя и не совсем завоевал ее, но изменил ее мнение о Рочдейле, он это знал. Пожертвование дало ему законный предлог проводить с Грейс больше времени, а это необходимо, чтобы заслужить ее доверие. Чем больше он был в ее обществе, тем более заинтригованной она становилась, тем больше принимала свое влечение к нему, а у него было больше возможностей сыграть на этом влечении в неумолимом движении к своей цели.
Вчера в темноте маленькой буфетной Рочдейл на короткое мгновение подумал, что выиграет пари. Она возбуждала такую страсть, что он был близок к тому, чтобы задрать ее юбки и овладеть ею прямо там, на столе. Интересно, позволила бы она ему зайти так далеко, если бы голоса за дверью не напомнили ей и ему, что сейчас не время и не место для такой встречи? Наверное, могла бы, но он не был уверен, что она к этому готова. Она все еще боялась. Ее ошеломлял собственный чувственный ответ, возможно, потому, что это был для нее новый опыт, и она могла позволить ему увести себя в новый мир ощущений. Но когда Грейс приходила в себя, когда поднимала себя над моментом, она всегда пугалась, осознавая, как далеко зашла. Ей не нужно было говорить ему о своих страхах. Он чувствовал, как это пугает ее. Смущает. Заставляет стыдиться.
Грейс сказала, что не хочет этой страсти между ними. Конечно, она ошибалась. Она очень хотела ее, и он знал это. Они оба это знали. Для Рочдейла это было самой азартной задачей: заставить ее принять мысль, что она хочет его.
Успех был уже значительным. Каждый раз она немного ослабляла оборону. Ему уже больше не нужно было обманывать или выпрашивать у нее поцелуй. Она дарила его с готовностью, по крайней мере на мгновение. И это был гигантский шаг к окончательной капитуляции.
Боже, он уже почти не мог ждать. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так безумно желал женщину. Если бы кто-то в самом начале сезона сказал ему, что он будет умирать от желания обладать чопорной, зажатой епископской вдовой, Рочдейл сказал бы, что еще не сошел с ума. Он никак не мог предвидеть такого. Пытаясь уговорами вызвать у нее чувственный ответ, он невольно вызывал и свое страстное желание. Наверное, это из-за взрывоопасной комбинации невинности и природной страсти. Те несколько моментов, когда она забывала о запретах и с головой окуналась в поцелуй, ее страстность и жажда сдерживались такой трогательной простотой, что у него перехватывало дыхание.
Он не лгал, когда говорил ей, что мог бы смотреть на нее целый день и не уставать. Грейс Марлоу была потрясающей красавицей. Не нуждаясь в искусственных украшениях, она обладала природной красотой, отшлифованной деньгами и высоким положением до высшего сияния английского совершенства: длинная шея, высокие патрицианские скулы, волосы густые и блестящие, как золотой соверен, сливочная кожа. Грейс была пиршеством для глаз, соблазнительным и прелестным.
Естественно, Рочдейл знал много красавиц, но Грейс была другой. Ее выделяла простота. Без сомнения, Грейс знала, что ее внешность красивее обычной – она ведь время от времени смотрит в зеркало, – но, похоже, не совсем осознавала это. Она не выставляла напоказ свою красоту и не пользовалась ею, чтобы получить превосходство над мужчинами, как это делает большинство женщин. Честно говоря, когда она на маскараде оделась Титанией, то казалась робкой из-за этого, как будто ее смущало, что она выставила свои прелести напоказ.
Да, определенно это смесь бесхитростной чувственности и естественной красоты заставляла Рочдейла так вожделеть ее. Она была так не похожа на опытных, часто пресыщенных женщин, с которыми он обычно спал. Он подозревал, что постель с Грейс Марлоу будет беспримерным наслаждением, редким и особенным.
Было почти стыдно вспоминать, что все это делается ради превосходной скаковой лошади и что он уйдет от Грейс сразу же, как только выиграет пари. Или в любом случае очень скоро после этого. Конечно, он может остаться и наслаждаться ею еще какое-то время, потому что, безусловно, иметь Грейс в любовницах будет чертовски приятно.
Надо не забыть поблагодарить Шина, когда все кончится.
Но в данный момент его головной болью была не Грейс. Рочдейл снова придержал лошадей, приближаясь к Марлоу-Хаусу, Он решил, что надо уже перестать быть идиотом и просто войти внутрь. Это правильно.
Прежде чем снова передумать, Рочдейл направил лошадей ко входу и остановил их. Нэт, его молодой грум, спрыгнул с заднего сиденья и встал, готовый принять вожжи, когда Рочдейл спустится со своего места.
– Мне прогулять лошадей, милорд?
Хороший вопрос. Рочдейл не знал, сколько пробудет здесь, тем более он не знал, что вообще здесь делает.
– Если я не вернусь через пять минут, прогуляй их. Если я не вернусь через полчаса, садись на козлы и прокатись вокруг квартала. Но смотри, не изматывай лошадей. Пусть просто двигаются спокойным, ровным шагом, пока я не вернусь.
– Да, милорд. Не спешите и не беспокойтесь о лошадках. – Парень улыбнулся, явно надеясь не увидеть своего хозяина в ближайшие полчаса.
Рочдейл поднял глаза на кирпичный фасад Марлоу-Хауса и тяжело выдохнул. Теперь, стоя здесь, он чувствовал себя глуповато. Он провел два дня, говоря себе, что никогда не вернется. Грейс может делать с его деньгами все, что ей заблагорассудится. Ему не нужно самому следить за усовершенствованиями. А что до Джейн Флетчер и ее семьи, он позаботится, чтобы они устроились в каком-нибудь безопасном месте, желательно подальше от Лондона и от него. Джейн пробуждает слишком много воспоминаний, которые он хотел бы забыть.
