Большой любитель всяческих утех, Месье надумал устроить на Новый год у себя в Люксембургском дворце пышный праздник в ознаменование того, что Париж вновь зажил мирной и праведной жизнью, что город вновь покорен королю. Бывшие фрондеры больше не доставляли двору хлопот. Принц де Конти покинул лагерь своего брата, излечился от страсти к сестре и женился на племяннице Мазарини[22]. Теперь он командовал королевской армией в Каталонии. Герцог де Лонгвиль вернулся ко двору и под влиянием своей старшей дочери Марии Орлеанской отказался принять свою супругу. Супруга, впрочем, не выражала никакого желания присоединиться к нему. Она хоть и начала чувствовать тяготы изоляции, но не желала попасть в число прощенных. Любовников у нее больше не было, так как она не находила для себя достойных, и… внезапно вернулась к противоестественной страсти к своему прославленному брату и ненависти к герцогине де Шатильон. Продолжая себя считать главной фигурой в игре, она написала своему постоянному помощнику Лэне: «Нужно, чтобы он порвал с нею незамедлительно. Я немедленно примусь молиться и молитвой поддержу все, что вы предпримете». К этому времени в герцогине де Лонгвиль обнаружилась необъяснимая набожность. Господь Бог представлялся ей еще одним властелином, с которым она может говорить на равных и который будет выступать защитником ее интересов.
Возвращаясь к бывшим фрондерам, скажем, что кардинал де Рец продолжал влачить бедственное существование в Бастилии, но его должны были в самом скором времени оттуда выпустить. Парламенту король отныне и навсегда запретил вмешиваться в государственные дела и политику. Мадемуазель прогуливалась вокруг своего замка Сен-Фаржо, растеряв все свои честолюбивые надежды, смертельно скучала и мечтала как можно скорее вернуться ко двору и занять свое место, ожидая со дня на день посланца мира, который прискачет в ее пустыню и призовет к королю и королеве. Но в ближайшее время она его так и не дождалась, что не помешало Месье, ее отцу, устроить великолепнейшее празднество, которое почтили своим присутствием король, королева и общий добрый друг кардинал.
Изабель де Шатильон получила прощение и была призвана в этот день ко двору, так что праздник был украшен ее присутствием. Она стала еще ослепительнее и вызвала своей красотой, изумительным нарядом и знаменитыми жемчугами всеобщее восхищение, вдохновив придворного поэта Лоре на пространные стихи, не слишком искусные, зато весьма восторженные, которые заканчивались так:
Прелестную красавицу-вдову,
Чье возвращение здесь я воспеваю,
Король сердечно встретил,
Как и королева, и кардинал,
Приветствуя ее так благослонно.
Сомнений нет, что пребывание среди придворных
Немало радости доставит герцогине,
И возвращение счастливое ее
Дает нам всем надежду,
Что однажды по милости того,
Увенчан кто короною и властью
И чья душа добра и милосердна,
Увидим мы до окончанья года,
Еще одно счастливое явленье…
Молодой король — ему исполнилось семнадцать, но выглядел он старше — похоже, был и в самом деле искренне рад видеть герцогиню и получал удовольствие от ее общества, потому что приглашал ее танцевать целых три раза. Праздник, надо сказать, удался на славу. Месье, герцог Орлеанский, умел принять, знал толк в увеселениях и деньги, которые получал не слишком благовидными путями, тратил на них щедро и не жалея.
Изабель была очарована блестящим вечером и вернулась домой счастливая. Вокруг нее толпились поклонники, все за ней ухаживали, и она всех одаряла улыбками, не выделяя никого. Внимание и комплименты она принимала с такой обаятельной веселостью и с таким любезным остроумием, не оказывая никому предпочтения, что не вызвала зависти у дам, и они охотно с нею беседовали. Изабель при желании умела подчеркнуть достоинства собеседницы, расположить ее к себе и вызвать доверие.
С немалым удивлением Изабель встретила на этом вечере одного из старинных своих обожателей, напомнившего ей о счастливых временах, когда она была фрейлиной принцессы Шарлотты де Конде, а он полевым маршалом в войске герцога Карла IV Лотарингского. Звали его Шарль де Муши, маркиз д’Окенкур. С тех пор он проделал немалый путь, успев в 1651 году получить жезл маршала Франции. Был он уже немолод, где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами, но благодаря походной жизни сохранил фигуру и выправку. Сохранил к тому же и любовь к танцам и умение танцевать, что и показал, выделывая с Изабель изящные и неторопливые фигуры паваны. Он был несказанно рад вновь увидеться с Изабель.
— Вы стали еще красивее, чем были прежде, — вздохнул он и, произнеся эту фразу очень громко, невольно сделал ее достоянием окружающих.
Впрочем, это никого ее удивило, в том числе и ту, к которой она относилась, так как красота ее была очевидна для всех. Его партнерша с куда бо́льшим вниманием к другим его словам, которые маршал произнес намного тише:
— Вы та, кого я страстно желал встретить. Могу ли я прийти вас поприветствовать, например, завтра часов в пять после полудня?
— Я увижусь с вами с большим удовольствием, господин маршал. Как раз примерно в это время я принимаю у себя…
— Нет, нет и нет! Если у вас в это время будет кто-то еще, я не приду. Или приду позже. Что вы скажете, если ближе к полуночи?
Разыграв самое невинное удивление, Изабель широко раскрыла глаза:
— Так поздно?! Но в это время не принимают друзей…
— А только любовников, — подхватил маркиз. — Любви и ничего иного я желал добиться от вас на протяжении многих лет! Мне столько вам нужно сказать!
— Тогда приходите обедать. В полдень. Мы будем с вами одни, — пригласила его Изабель. Как все женщины, она была очень любопытна.
Лицо маркиза выразило крайнее огорчение.
— Почему вы, столь тонкая и чуткая, отказываетесь понять меня? Я хочу говорить вам о своей любви под сенью… под сенью…
— Полога над моей кроватью? А что вас заставило думать, что место это свободно?
— То, что известно всем. Ваш любовник де Конде…
— Говорите, пожалуйста, тише!
— …Сейчас находится черт знает где! И я жажду получить одну из тех сладких минут, какие вы дарили ему. Ради нее я готов на любые жертвы!
— Давайте не будем об этом говорить. Здесь не место для подобных разговоров.
Танец закончился, и, завершив его положенными реверансом и поклоном, они разошлись. Однако что-то подсказывало Изабель, что все это не пустые слова, что разговор будет иметь продолжение, и продолжение неожиданное, Подсказывал ей это не томный взгляд маркиза, которым он смотрел на нее, а ее внутренний голос, чутье. О какой жертве говорил маркиз? Продвигаясь все выше и выше, маркиз занимал не один важный пост: прево королевской ратуши, губернатор Булоннэ, маршал Франции. За три года до этого он был вице-королем Каталонии. А когда вернулся в войско во Фландрию, был правителем городов Ам, Ройе и Перонн, что избавило его от финансовых забот. К тому же он получил немалое наследство от своей жены, Элеоноры д’Этамп. Так что жертвы, о которых он завел речь, могли быть самого разнообразного свойства.
