— Но он такой огромный и мускулистый, — продолжала спорить Изабел. — Мне становится страшно при мысли о том, что может случиться, если я рассержу его. Одним ударом могучей руки он способен расколоть мне голову как арбуз.
— Изабел, он к тебе неравнодушен. Каждый его взгляд, каждый жест выдают это. Он постоянно следит за тобой глазами, как потерявшийся щенок. Он никогда не обидит тебя, дорогая. Я знаю это.
Изабел покачала головой:
— А я не знаю. Я бы хотела подружиться с ним, но в самом деле не знаю, смогу ли когда-нибудь полностью доверять мужчине. У Доминика шрамы на лице, и все могут их видеть, а у меня душа в невидимых шрамах.
— Я знаю, amiga[2]. Единственное, о чем я прошу, будь с ним иногда поласковее. Он тоже мой друг, и я не хочу, чтобы ему было больно. Он ничего не знает о твоем прошлом, и мне кажется, он думает, что его габариты и шрамы отталкивают тебя. Он понимает, что некрасив, и хотя никогда об этом не говорит, в душе очень переживает, что у него такой устрашающий вид.
— О Боже! — вздохнула Изабел с несчастным видом. — Я и не догадывалась об этом. У меня в мыслях не было его обидеть. Просто он меня пугает, и я ничего не могу с этим поделать. Я попытаюсь вести ceбя иначе, но я ничего не обещаю.
— Время покажет, — предсказала Кэтлин с каким-то отсутствующим видом. — Со временем с нами обеими может произойти много неожиданного.
Прошло три недели, а они так и не обнаружили даже щепки от «Кэт-Энн». Создавалось впечатление, что корабль растворился в воздухе или в глубинах залива. Кэтлин постепенно утрачивала свое воодушевление, и день ото дня становилась угрюмей.
Тогда-то Жан и решил, что им следует навестит пиратскую братию, выяснить, не видел ли кто из них «Кэт-Энн» и нет ли у них каких-либо сведений о фрегате.
— А они скажут нам, если им что-то известно? — скептически спросила Кэтлин.
— Думаю, мне скажут. У нас много общих дел. Я покупаю у них награбленные товары, которые продаю потом в Новом Орлеане — кое с какой прибылью для себя, конечно. Но и им я плачу по справедливости. Они не решатся обидеть своего основного покупателя. — Жан пожал плечами. — Ну а о том, о чем они умолчат, мы, возможно, сумеем догадаться по их реакции. За долгие годы я понял, насколько важно наблюдать за реакцией человека, особенно за выражением его глаз. Это не раз спасало мне жизнь.
Кэтлин согласилась.
— Первое правило лучших фехтовальщиков — никогда не отводи глаз от лица противника. — Она улыбнулась, почувствовав новый прилив энергии. — Хотела бы я как-нибудь скрестить шпаги с тобой, Жан. Не так-то много на свете мужчин, которых я считаю достойными противниками, но ты — другое дело. Сразиться с тобой было бы хорошей проверкой моего мастерства.
Они направились к проливу Бока Гранд[3], названному так за свое широкое устье. Здесь находился остров который известный пират Хосе Гаспарилья избрал своим убежищем, назвав его остров Гаспарилья. Пират этот пользовался дурной славой — захватив корабль, он обычно приказывал убить всю команду выбросить тела за борт. Зачастую женщин и детей постигала та же участь, если только у них не было богатых родственников, которые могли заплатить выкуп. Обычно он оставлял в живых только красивых или богатых женщин. Судя по тому, что рассказал Жан, Гаспарилья был абсолютно беспринципным человеком. Поэтому вызывал удивление тот факт, что он не причинял никакого вреда тем женщинам, за которых надеялся получить большой выкуп от их семей. Более того, чтобы уберечь этих женщин от возможных посягательств со стороны своей разбойной команды, он даже выстроил для них лагерь на отдельном острове. Остров назывался Островом Заключенных, и томившихся на нем узниц охраняли самые доверенные люди Гаспарильи.
Но пленниц молодых и достаточно хорошеньких для того, чтобы привлечь похотливое внимание Гаспарильи, ожидала совсем иная участь, если у них не было богатых родственников. Большинство из них становились наложницами Гаспарильи и оставались ими до тех пор, пока не надоедали ему, что происходило с удивительной регулярностью. Говорили, что у него вспыльчивый, неукротимый характер, и горе той женщине, которая чем-то прогневила его. Гаспарилья не утруждал себя избиением или другим телесным наказанием, он просто приказывал отрубить провинившейся голову.
Как только какая-нибудь новая пленница возбуждала его похоть, одной из обитательниц его гарема приходилось уступать ей место. Отвергнутая девушка могла считать, что ей повезло (а может, и наоборот, в зависимости от того, как на это посмотреть), если ее передавали людям Гаспарильи, которые развлекались с ней как хотели. В иных случаях ее просто убивали.
В Гаспарилье странным образом сочетались черты безжалостного зверя и образованного джентльмена.
Он происходил из аристократической испанской семьи, получил хорошее образование и когда хотел, что, впрочем, случалось не часто, умел вести себя как истинный джентльмен. На своем острове он построим себе прекрасный дом, роскошно обставив его награбленными вещами. В этом доме в часы досуга он: любил отдыхать, читать, заниматься любовью. Время посвященное отдыху, он предпочитал проводить в тишине и потому, желая оградить свой покой, поселил свою шумную команду в деревне на отдельном острове, где они могли вволю буянить, не беспокоя своего хозяина и господина. Гаспарилья был полновластным владыкой этого маленького рая. Непредсказуемый крутой характер и шпага, которую он, не задумываясь, пускал в ход, обеспечивали ему полное подчинение его «подданных».
Узнав о репутации Гаспарильи, Кэтлин подивилась тому, что Жан хочет взять ее и Изабел с собой на остров, о чем ему и сказала. Жан посмотрел на нее с выражением одновременно кротким и проник дательным.
— Естественно, я не хотел бы этого делать, но ты вбила в свою упрямую голову отправиться к нему самой. Я достаточно хорошо тебя знаю и не без основания предположил, что, попроси я тебя не ехать, ты бы меня не послушала и все равно отправилась бы к Гаспарилье, пренебрегая опасностью. Разве я не прав?
У Кэтлин хватило совести выглядеть смущенной.
— Поэтому я решил, что лучше взять тебя с собой. Тогда я, по крайней мере, смогу оберегать тебя. Если! бы ты отправилась одна, Гаспарилья не выпустил бы тебя с острова. Твоя красота была бы достаточной причиной задержать тебя на острове, а твоя гордости и острый язык погубили бы тебя. А так Гаспарилья будет знать, что ты находишься под моей защитой.
Изабел встревожилась. Переводя взгляд со своего смелого костюма на такой же костюм Кэтлин, она спросила:
— Может, нам с Кэтлин надеть платья? Эти бриджи так обтягивают… Люди Кэтлин и ваши не позволят, себе ничего непристойного, но зачем будоражить кровь Гаспарильи и его головорезов?