– Почему ты такая печальная?
– Вовсе нет, – ответила Кейт, и это было правдой. – Напротив, я очень счастлива.
– Тогда это слезы радости? – все еще сомневался он.
– Да.
– Ты больше не девушка.
– Что я принимаю всем сердцем.
– Моя маленькая красавица. Как я рад, что ты стала моей! Несколько минутой лежал, прильнув к ней, затем взял полотенце и вытер следы их безрассудного поведения.
– Тебе что, тяжело?
– Ничего, скоро станет легче. Он ласково прижался к ней.
– Давай немного вздремнем, а потом я позвоню насчет ванны. Ты перестанешь так сильно мучиться и переживать, если немного искупаешься.
– Звучит очень заманчиво, – согласилась она, хотя совсем не собиралась позволять ему заказывать для нее ванну. Какой же он избалованный! Ему даже не приходило в голову, что два часа ночи и она никогда не допустит, чтобы он поднял в такую несусветную рань прислугу из-за своей легкомысленной прихоти.
– Может, позднее стоит все повторить?
– Я умру в твоих объятиях! – рассмеялся Маркус. Он накинул на них обоих одеяло, и Кейт прикорнула подле него, мысленно перебирая все подробности идущая о том, как легко ему все удалось. Ведь лишение ее непорочности вполне могло стать неуклюжим и неловким, а он оказался таким милым, таким веселым и беззаботным, пылкость просто била в нем ключом, это заставляло ее любить его еще сильнее.
Маркус уже спал, и в этот момент Кейт удалось увидеть его таким, каким он был на самом деле, кого он всегда прятал под личиной самоуверенности, – те самые чувства и душевную ранимость, которые он тщательно скрывал.
Во сне он выглядел юным, беспечным и безмятежным! Кейт попыталась представить себе, каким было его детство. Маркус никогда не рассказывал о нем. До Кейт долетали разные слухи: мать Маркуса умерла при его родах, поэтому его воспитанием целиком занимался отец, холодный и равнодушный человек. Маркус никогда не говорил о родителе, не рассказывал о своих юношеских проказах, не упоминал о доброй гувернантке, заботливых тетушках, из чего Кейт заключила, что рос он одиноким, замкнутым мальчиком. Может быть, поэтому, когда он стал взрослым, в нем проявлялись такие черты, как высокомерие и отчужденность?
В спальне становилось прохладно. Кейт набросила на себя и на него еще одно одеяло, она устала не меньше его, но заснуть не могла себе позволить. Одним из самых страшных ночных кошмаров для нее значило бы проснуться на рассвете и увидеть, как горничная растапливает камин, а слуга аккуратно складывает его брюки и жилет. Нельзя было нив коем случае допустить, чтобы ее застигли рядом с ним!
Маркус крепко спал и даже слегка похрапывал. Кейт нагнулась над ним и поцеловала его в щеку.
– Я люблю тебя, – прошептала она, затем выскользнула из-под одеяла, поспешно оделась и на цыпочках вышла из спальни.
В коридоре было темно, на лестнице – еще темнее. Кейт, никем не замеченная, прокралась к себе в комнату. Ее вдруг остро поразил унылый и жалкий вид помещения. Это было очень похоже на тот самый мрачный и тоскливый мир, в который она снова попадет, вернувшись в Донкастер.
Будет ли он когда-нибудь вспоминать о ней? Ответ напрашивался сам собой: конечно, нет. Кейт зажгла свечу, чтобы отогнать чувство одиночества и заброшенности. Та поначалу мерцала, но вскоре разгорелась ровным светом. Кейт быстро скинула платье и надела ночную сорочку. Но едва она повернулась, чтобы взять гребень и расчесать волосы, как застыла в изумлении.
Прямо посреди ее прикроватного столика лежал его перстень с печаткой. Кейт онемела, у нее побежали мурашки по спине. Осторожно взяв его в руки, она молилась про себя, чтобы это оказалось сном. Но нет, кольцо было настоящим.
Как и раньше, кольцо показалось ей одушевленным, оно сверкало и переливалось, будто хотело ей поведать что-то такое, чего она, к сожалению, не понимала. Маркус тоже выпил любовный напиток. Кейт стало любопытно, а нет ли у него чего-нибудь из ее вещей? Но едва у нее возникла эта мысль, как она тут же выбросила ее из головы. А не воспользоваться ли ей старыми испытанными колдовскими средствами и суевериями, чтобы выбраться из этого тупика? Может, ей стоит посетить аптеку?
Она тихо застонала. Как же ей все-таки избавиться от этой ненавистной безделушки?
Кейт надела кольцо и крепко сжала пальцы в кулак. Она забралась на постель и спряталась с головой под одеяло, в который раз надеясь, что на следующее утро перстень исчезнет.
Памела стояла в глубине бального зала, обмахиваясь, веером. Поскольку был маскарад, то предполагалось, что личности гостей должны оставаться неузнанными, но Памела знала их всех настолько хорошо, что невозможно было скрыть от нее, кто есть кто.
Мелани оделась в платье средневековой девушки, она весело танцевала с любым, кто бы ни пригласил ее. Ее компаньонка отсутствовала, так что некому было посоветовать Мелани поразборчивее относиться к партнерам, а ее мать оказалась настолько глупа, что не понимала, что кто-то должен был следить за правильностью того или иного выбора Мелани.
Регина сидела в противоположном конце зала, на ней был костюм королевы Елизаветы, но для такого наряда она была чересчур толста и слишком сурова на вид. А поскольку ее единственной отрадой было обжорство, то она ела и на маскараде. Памела уже считала про себя дни, когда эта деспотичная старая карга отправится к себе восвояси.
Памела бросила взгляд на танцующую толпу, пытаясь найти глазами Кристофера и задавая себе вопрос, как ей убедить его задержаться, когда его мать покинет маскарад. Поскольку Памела должна была поддерживать свое положение в свете, она всегда делала вид, что никем в особенности не интересуется. Это следовало делать, дабы не распространялась молва о ее любовных связях. Если бы о ней поползли такие слухи, это означало бы, что она стареет, впадает в отчаяние и даже совращает малолетних.
Памела незаметно следила за Кристофером, который вел свою партнершу вдоль зала. Девушка улыбалась от удовольствия, пока другие с завистью наблюдали за ними. Теперь Кристофер становился украшением каждого бала, его обаяние и привлекательность завоевали ему признание светской толпы. Памела от ревности едва не скрипела зубами.
Его учитель танцев не хватал звезд с неба, Кристофер был довольно неуклюж во время сложных па и поворотов, однако многие только что появившиеся в свете девушки не сговариваясь взяли его под свое крылышко. Им явно нравилось показывать ему различные танцевальные па, которые он без труда усваивал. Кристофер, как хорошо узнала об этом Памела в своей опочивальне, обладал природной грацией, благодаря которой легко приноравливался к танцевальным движениям. Вокруг него всегда вились доверчивые простушки, которые заигрывали с ним, лебезили перед ним, пока он, танцуя, вел их кругами.
