— Рамон Санфорд, — представился он. Рамон ожидал чего угодно, только не появления этой женщины. Заинтригованный, он подошел к ней и протянул руку.
Она смотрела на него, часто моргая, как будто только что вошла с яркого солнечного света.
— Простите, я…
Он взял ее руку и поцеловал. Пальцы ее совсем заледенели. Он не отпускал их, стараясь согреть в своих ладонях. Ошеломленная, она не отнимала руки, пытаясь собраться с мыслями и прийти в себя.
— Простите. Я совсем забыла…
— Не надо извиняться. Я развлекался тем, что изучал ваши семейные фотографии. Одна из них, портрет вашего деда, мне очень знакома. Лео Санфорд держал точно такую же на своем рабочем столе до самой смерти.
Нэнси напрягла память. Санфорд. Внук благодетеля их семьи. С этим человеком она никогда ранее не встречалась, но пригласила его на коктейль в шесть часов. Это, кажется, у него недавно кто-то умер — то ли отец, то ли мать. Голова у нее трещала. Ей хотелось поскорее избавиться от гостя.
— Сожалею. Но вы видите, я совсем забыла, что мы должны были встретиться, и кажется, сейчас совсем неподходящий момент…
Она часто дышала, и, крепко сжимая ее холодную руку, он ощущал усиленное биение пульса. Глаза ее метались по комнате, будто искали лазейку для побега. Они задержались на телефоне, затем — на подносе с напитками.
— Извините… — Она отняла свою руку, и Рамон понял — она даже не сознавала, что он все это время держал ее. Направившись к сверкающим хрустальным графинам с виски и бренди, Нэнси нечаянно сбила подушку с подлокотника кресла. Рука ее заметно тряслась, когда она попыталась взять бокал.
Рамон наблюдал за ней. Общество, в котором вращалась Нэнси Ли Камерон, было сосредоточено главным образом в Бостоне и на Палм-Бич. Она избегала Вашингтон, редко бывала в Нью-Йорке и только однажды присутствовала на демонстрации мод в Париже. В Каннах, Дьювилле, Санкт-Морице, Нью-Йорке и Лондоне, где он проводил время среди подобных ему прожигателей жизни, они никогда не встречались. Последний раз им довелось видеться в 1909 году, на борту яхты английского короля Эдуарда в Каусе, куда были приглашены их родители. Вряд ли она помнила это.
— Нашим отцам должно быть стыдно за то, что они так ненавидели друг друга, — сказал он. — Эта вражда разбила сердце моего деда. Он и отец долгие годы не могли помириться.
Внезапно Нэнси почувствовала, как комната у нее перед глазами пошла кругом. О Боже! Через несколько месяцев, если верить словам матери о загробной жизни, она, наверное, услышит историю Санфорда и О'Шогнесси из первых уст! Когда она взяла графин со спиртным, ее рука так тряслась, что горлышко с резким стуком билось о край бокала, разбрызгивая золотистые капли на поднос и на ковер.
Рамон быстро подошел к Нэнси, взял графин из ее рук, налил немного бренди в бокалы и протянул один ей. Теперь он понял причину ее появления в таком растрепанном виде и неспособность владеть собой. Он хорошо знал повадки алкоголиков. Большинство его богатых и знаменитых друзей было из их числа. Впервые Рамон посочувствовал Джеку Камерону. Каким мужеством надо обладать, чтобы осмелиться провозгласить себя кандидатом на пост президента, имея жену-алкоголичку.
— Я действительно очень сожалею, что не могу уделить вам время, — снова начала Нэнси, пытаясь овладеть собой, — но у меня есть ваш телефон. Если вы не будете против…
— Я буду рад, если вы позвоните, — оживленно сказал Рамон, — однако сейчас не откажитесь пообедать со мной.
Они не договаривались об обеде, но Нэнси не протестовала. Она не слышала его. Она набирала номер телефона в Вашингтоне.
Рамон прошелся по комнате, отметил пару картин Вермеера, заслуживающих более пристального внимания, услышал, как Нэнси просила позвать к телефону мужа, и прикрыл двери. Маленькая служанка в темно-розовой форменной одежде направилась было в комнату, но Рамон отрицательно покачал головой:
— Миссис Камерон разговаривает по телефону.
Мария остановилась в нерешительности. Она никогда не беспокоила хозяйку во время конфиденциальных разговоров. Миссис Камерон не допускала этого. Но, по словам дворецкого, хозяйка замерзла и промокла. Мария была уверена, что миссис Камерон нуждается в ее помощи, хотя она ее не вызывала. Она открыла было рот, чтобы возразить, но задумалась. Гость миссис Камерон был, по-видимому, из тех джентльменов, кто не потерпит дерзости со стороны прислуги, впрочем, и от кого бы то ни было тоже. Она видела его фотографии в газетах и в журналах на глянцевой бумаге, но не могла припомнить его имени. Надо будет спросить у дворецкого. Интересно, что его связывает с миссис Камерон? Он никогда раньше не бывал у нее в доме и не относился к обычным гостям Камеронов. Он наверняка не был политиком и даже не являлся американцем. Легкая дрожь пробежала по спине Марии. Он был очень красивым и мужественным.
Мария взяла в руки вечернее открытое платье, разложенное на кровати Нэнси Ли, затем снова положила его, восхищаясь творением знаменитого портного, которое колыхалось при ходьбе и нежно облегало бедра. По мнению Марии, это было самое подходящее платье для ужина с таким мужчиной.
— Это миссис Камерон, — сказала Нэнси, услышав знакомый голос помощницы Джека.
— Мистер Камерон на совещании с мистером Роджерсом из государственного департамента, — ответила Сайри Гизон ровным голосом.
— Дома?
— Да, миссис Камерон. Мистер Роджерс и мистер Камерон обедают с министром юстиции и…
— Пожалуйста, позовите мужа.
Последовала пауза.
— Простите, миссис Камерон, но мистер Камерон настоятельно просил, чтобы…
— Немедленно!
Наступило длительное молчание, затем раздался резкий голос Джека:
— Нэнси?
— О Джек! Хорошо, что я застала тебя…
— Ради Бога, Нэнси. У меня в соседней комнате Роджерс. Какого черта ты звонишь?
— Я только что вернулась из клиники и…
— Я не могу сейчас об этом говорить, Нэнси. Мне надо переубедить Роджерса. Этот сукин сын такое натворил за последние несколько недель…
— Но то, что я хочу сказать, чрезвычайно важно! Гораздо важнее Роджерса, Рузвельта и его «Нового курса»…
— Ты что, выпила? Прекрати истерику. Я передам привет от тебя мистеру Роджерсу…
— К черту мистера Роджерса! Неужели ты не хочешь знать, что сказал мне доктор Лорример? Тебя это не волнует? До тебя не доходит, зачем он срочно вызвал меня и настаивал, чтобы ты пришел вместе со мной?
В трубке послышался далекий голос Сайри Гизон:
— Уже четверть восьмого… — И еще какое-то слово донеслось неразборчиво.
— У тебя даже не хватает приличия поговорить со мной без посторонних?
