Джулиана знала, что отец никогда не любил ее и она является для него всего лишь пешкой в его стремлении к власти и богатству, и если бы не мать…
Леди Марианна Хартфорд получила образование в Лондоне и, несмотря на сопротивление мужа, привила дочери любовь к учебе и книгам.
Англичане, заявила Марианна, дают дочерям образование, и если Луис Мендоса желает выдать дочь замуж за англичанина, то поступит весьма благоразумно, обеспечив ее не меньшими знаниями, чем те, которыми обладают английские мисс.
Мать много лет служила ее защитницей, и теперь Джулиане надлежало сделать то же для матери.
Джулиана устремила взгляд вверх, размышляя над, несправедливостью происходящего. Ее просто продали, вот что случилось на самом деле.
«Господи, пожалуйста, только бы он не был чудовищем!»
– Джулиана, разве здесь не красиво? – К перилам подошел дядя и остановился возле нее. Как ни старалась Джулиана держаться от него подальше, он то и дело появлялся рядом.
Она послушно кивнула. День и впрямь был чудесный, но дядю она никогда особенно не жаловала, потому что он слишком напоминал ей отца.
– Не оставайся долго на солнце. – Родриго несколько мгновений разглядывал племянницу как драгоценную добычу. – Будет не слишком хорошо, если граф Чадуик и виконт Кингсли увидят тебя не в самом лучшем виде.
Не считая нужным отвечать, Джулиана продолжала смотреть на море. С хорошим ветром, как сказал дядя, они уже через пять дней увидят берега Англии, но не станут заходить в Лондон, а проследуют на север вдоль берега к замку Хэнддон, родовому имению графа Чадуика.
Испытывая большое любопытство – ведь они приближались к родине ее матери, – Джулиана тем не менее с унынием ожидала встречи с будущим мужем.
Что, если ей занемочь или серьезно заболеть? Тогда виконт Кингсли от нее откажется, и она…
– О чем задумалась? – спросил Родриго, нарушая затянувшееся молчание. – Хочешь побыстрее увидеть Англию?
– Жаль, что я почти ничего не знаю о человеке, за которого меня хотят выдать…
– За которого ты выйдешь, – поправил Родриго.
– А если он мне не понравится?
Дядя пожал плечами, словно это не имело никакого значения.
– Этот союз поможет твоей семье и твоей стране.
– А если я не понравлюсь виконту Кингсли?
– Он видел твою миниатюру и, как мне сказали, очарован.
Джулиана поморщилась: по правде сказать, она надеялась на обратное.
– А вы его встречали?
– Да. Очень красивый молодой человек.
Сквозь зарешеченный люк, ведущий на нижнюю палубу, Джулиана услышала звон цепей и поежилась.
– Ты замерзла, – заметил дядя, снимая китель.
– Нет. – Она покачала головой, – Я не могу не думать о тех людях внизу.
Родриго передернул плечами, давая понять, что рабы не имеют для него никакой ценности.
– С ними хорошо обращаются, если они выполняют свою работу, так что тебе не нужно о них беспокоиться. Лучше думай о будущем, об Англии, о своем новом доме…
– Мой дом – Испания.
Во взгляде Родриго промелькнуло нетерпение, и от милого дядюшки вмиг не осталось и следа. В его голосе послышались резкие нотки.
– С этим нужно что-то делать, – жестко сказал он. – Ты, я и мой старший офицер сегодня будем ужинать имеете.
Джулиане не хотелось ужинать со старшим офицером, смотревшим на нее жадными глазами и не упускавшим случая коснуться ее как бы ненароком: это был грубый, шумный увалень, и он, казалось, получал удовольствие от страданий людей на нижней палубе.
– Я устала и, чтобы выглядеть наилучшим образом, должна рано лечь в постель. К тому же моя горничная продолжает хворать. Может, вы пришлете что-нибудь мне в каюту?
– Я пришлю что-нибудь для нее, – дядя плотоядно осклабился, – но ты будешь ужинать со мной.
Наконец Родриго ушел, оставив Джулиану в одиночестве наслаждаться свежим морским бризом, и тут она услышала звук ключа, поворачивающегося в замке, и обернулась к решетке люка, соединяющего верхнюю палубу с нижней. Она увидела мальчика, ожидавшего, когда откроют люк: его лодыжки обхватывали металлические обручи, соединенные цепью. В руке мальчик держал ведро с водой, казавшееся слишком тяжелым для него, он был без рубашки, и на его голых руках виднелись следы синяков.
Когда люк открылся, мальчик спустился вниз, к гребцам, и Джулиана, инстинктивно провожая его взглядом, увидела страшную картину.
Поверх весел рядами лежали полуголые мужчины; на спине одного она заметила кровь.
Сознавая, что не должна туда смотреть, она собиралась отвести глаза, когда один из гребцов поднял взгляд…
Щеки несчастного покрывала многодневная щетина, но волосы были коротко острижены. Он встретился с ней глазами, и его губы сложились в странную улыбку.
Не спуская с Джулианы взгляда, гребец выпрямился; теперь в его глазах сверкала ненависть. Затем он отвернулся с высокомерным безразличием, как будто имел дело с надоедливой мухой.
– Джулиана? – услышала она голос Родриго. – Я бы советовал тебе держаться подальше от решетки…
Джулиана кивнула. Ей будет нетрудно последовать его совету. Образ гребца раскаленным тавром врезался в ее память, и она поежилась.
– Не бойся, они не причинят тебе зла, так как надежно, прикованы.
Но Джулиана чувствовала не страх, а скорее жалость и ужас.
– Мальчик…
– А, воришка из Мадрида! Ему еще повезло, что его не посадили на весла. – Родриго равнодушно пожал плечами. – Кстати, скоро мы пройдем у берегов Франции, поэтому не стоит зажигать ночью лампу.
– Мы же с Францией больше не воюем…
– Но не всех это обстоятельство устраивает.
Джулиана окинула взглядом две небольшие пушки, по одной с каждого борта, и тут же решила, что от них будет мало толку, если им встретится враждебно настроенный боевой корабль. Потом она вернулась в каюту, чтобы помочь горничной, которую не на шутку одолела морская болезнь. Но в памяти у нее все звучали стук барабана, скрип весел, крик боли.
А еще она никак не могла забыть ненависть гребца и шала, что его образ будет преследовать ее всю ночь.
Патрик положил голову на ручку весла и попытался расслабиться; все его тело отчаянно ломило.
«Не думай о боли. Думай о том, как выжить».
Если кивок Мануэля означал, что он может стащить ключ, то у них совсем мало времени. Если что-то и произойдет, то произойдет очень быстро. Проблема состояла в том, что после многочасовой гребли никто из его товарищей не будет в состоянии одолеть охранников.
Но возможно, кивок Мануэля ничего не значил и лишь возбудил ложные надежды. Остальные гребцы являли смесь представителей разных народов и религий: христиане, иудеи, мусульмане. Они происходили из разных стран и говорили на десятке разных языков, а на галеру попали как военнопленные, еретики и испанские преступники. Вот почему как гребцы они вовсе никуда не годились. От голода и побоев эти люди дошли до такого состояния, что некоторые из них и родную мать продали бы за кусок заплесневелого хлеба.