Орелия слегка вздрогнула и, не отвечая сестре, уставилась на декоративный папоротник в большой вазе.
— Ора! Я что-то не так сказала?
— Ах, извини, на меня иногда вдруг нападает рассеянность. Нет, я не думаю, что Энтон неверен Файоне. Ведь они любят друг друга. Я убеждена, что и наши родители были верными супругами, хотя отец много разъезжал по делам своей пароходной компании.
— Да, я зря наслушалась старых сплетниц, — вдохнула Мэриэль. — Эта гарпия, миссис Снодграс, всем твердит, что у Эптона на каждой железнодорожной станции по любовнице.
— Не слушай таких людей. — Посмотрев на часы, Орелия поняла, что ей скоро уходить. — Сыграй мне на прощанье, Мэриэль, ту пьесу Моцарта, которую ты исполняла, когда я пришла.
Мэриэль грациозно поднялась с дивана и села за пианино, но едва она взяла первые аккорды, дверь распахнулась, и в гостиную вошел Уэсли Шеридан. Пальцы Мэриэль задрожали на клавишах.
— Что такое, Мэриэль? — начал он обвинительным тоном. — Ты опять весь день сидишь за этим чертовым инструментом! Я распоряжусь выбросить его из дома! — Темные усы и густые брови Уэсли сердито топорщились. В эту минуту он увидел сидящую на диванчике Орелию и вежливо кивнул ей: — Добрый день, Орелия!
— Добрый день! — откликнулась та, удивленная и расстроенная. Она никогда не видела, чтобы Уэсли вел себя так грубо и агрессивно. Когда они встречались на обедах у родных, он казался ей спокойным и молчаливым.
Уэсли, переводя взгляд с одной женщины на другую, снова накинулся на жену:
— Я уже четверть часа дома. Думал, что ты в детской. И слуг не видно.
— Наверное, лакей помогает на кухне, — пролепетала Мэриэль. Она покраснела и говорила с запинкой. — А я разговаривала с Орелией.
— Это я попросила поиграть мне, — добавила та.
Уэсли прокашлялся, очевидно, несколько смущенный присутствием и заступничеством Орелии, но продолжал отчитывать жену:
— Все равно, Мэриэль, жена всегда должна приветливо встречать мужа, когда он приходит домой. Мне неприятно носиться по дому, разыскивая тебя.
— Извини, дорогой…— прошептала Мэриэль.
— Я не допущу, чтобы ты пренебрегала интересами детей и моими.
Орелия подняла брови, удивляясь странным претензиям Уэсли. Муж пришел несколько минут назад, а уже жалуется на недостаток внимания, да и дети находятся под присмотром надежной няни. Неужели Мэриэль часто выдерживает подобные сцены?
А Уэсли продолжал все так же раздраженно:
— Ты должна была присмотреть, какой обед готовят детям, и приготовиться к нашему вечернему выходу.
— Кухарка уже приготовила обед детям, дорогой, — спокойно отвечала Мэриэль. — А на прием я решила надеть зеленое платье от Редферна.
— Ты забыла, что я терпеть не могу зеленого.
— Ну так я надену голубое от Борта.
— Да, а что это за птица в детской?
— Птица? — переспросила смущенная Мэриэль. — Это попугай, которого дети очень любят. Он живет у нас уже два месяца.
— Немедленно уберите из детской это грязное создание!
— Но Рут так любит Полли…
— Я прошу убрать птицу немедленно.
«Неудивительно, что Федра не любит Уэсли», — подумала Орелия. Чувствуя, что может не сдержаться и одернуть Уэсли, она решила немедленно уйти.
— Ну, мне пора, — сказала она, обращаясь к сестре и не глядя на Уэсли. — Надо еще переодеться к вечеру.
— Спасибо, что зашла, дорогая, — промолвила Мэриэль, оставаясь в гостиной с Уэсли.
«Конечно, он еще не кончил ее отчитывать, — подумала Орелия. — Неужели он выбросит из дома попугая и пианино?» — Она вспомнила фразу из речи Берты Пальмер о том, что мужчины иногда возводят женщин на пьедестал. Уэсли Шеридан не таков: жена для него— словно коврик под ногами. За что нежная Мэриэль, сладкоголосый Соловей, досталась этому бесчувственному деспоту? Зато волевая и темпераментная Файона, прекрасная Лебедь, вышла замуж за человека, который горячо любит ее и исполняет каждое ее желание, пылинки с нее сдувает. Она счастлива… «Но для себя я хотела бы другого счастья», — подумала вдруг Орелия. Человек, который станет ее спутником, должен обладать умом, великодушием, юмором, верностью и добротой. И быть достаточно свободомыслящим, чтобы стать мужем женщины-архитектора. Ей казалось в свое время, что все эти качества она нашла в Розарио…— Вспыхнув от стыда при этом воспоминании, Орелия ускорила шаги. Нет, в будущем она такой ошибки не повторит.
Празднование открытия Выставки проходило удачно. Залы отеля «Пальмер Хауз» были переполнены сотнями гостей. Миллионер Пальмер построил это здание в семьсот комнат на месте сгоревшего старого отеля на углу улиц Понро и Стейт. Внутренняя отделка поражала роскошью: полы и стены в помещениях были выложены мрамором тридцати четырех сортов, мебель обита атласом и бархатом, в стены вделаны зеркала в оправах из флорентийской мозаики, полы застелены сделанными по специальному заказу эксминстерскими коврами, и все это великолепие ярко освещали газовые светильники и канделябры с электрическими лампочками.
Пробиваясь сквозь толпу, молодой архитектор Лайэм О'Рурк залюбовался мраморной ротондой, капители колонн которой были вызолочены. Он только что вернулся из деловой поездки на восточное побережье и с утра был в раздраженном состоянии, потому что отец в его отсутствие нанял нового архитектора, не посоветовавшись с ним, хотя такое решение требовало согласия Лайэма как компаньона фирмы. Он высматривал в толпе отца, когда с ним поздоровался один из клиентов фирмы, плотный человек в вечернем костюме.
— Добрый вечер, мистер Дрэммонд, — поклонился Лайэм, — рад видеть вас, миссис Дрэммонд!
Привлекательная светская женщина кокетливо улыбнулась ему:
— Что же вы пришли на вечер один, мистер О'Рурк?
Бриллианты сверкали у нее в ушах, на шее и запястьях. Она разглаживала юбку темно-красного платья, стремясь обратить внимание молодого человека на свою тонкую талию, туго затянутую корсетом.
— Я должен встретиться здесь с отцом и несколькими друзьями, — поспешно ответил Лайэм. Тридцатидвухлетний холостяк, он вовсе не хотел прослыть любовником богатой Карлотты Дрэммонд, которая явно делала ему авансы. — Простите, я уже вижу одного из своих друзей. — И он с поклоном покинул миссис Дрэммонд, которая промурлыкала ему вслед: — Но мы еще встретимся и поболтаем сегодня вечером.
О нет, он постарается этого избежать. Архитекторы О'Рурки были заинтересованы в заказах богача Дрэммонда, но Лайэм О'Рурк вовсе не собирается стать из-за этого добычей красивой хищной птички, которая легко порхала от одного увлечения к другому. Лайэм не забыл тех дней, когда подобные Карлотте Дрэммонд женщины презрительно третировали его, сына бедного иммигранта-ирландца. После основания фирмы О'Рурков они начали обращать на него внимание, но он уже знал им цену.
