Нет, Рэймонд, конечно же, не может знать ее прозвища, так много говорившего о ее детстве, внешности и статусе в доме Орриков. А если еще точнее — о незначительности статуса.
Протянув руку, он дотронулся до кончика ее носа, как часто делал это, когда она была совсем еще девчонкой.
— Ты — маленькая Мойра, Тень Клер.
Ее захлестнула волна потрясения, облегчения и одновременно радости и горечи. Отец Брайана, которого все так долго считали погибшим, вернулся за своим сыном.
— А теперь говори, где мальчик.
Горькое отчаяние и предчувствие неизбежности подавили все остальные эмоции. Она отвернулась, досадуя на себя за испытываемые чувства. Ведь она заботилась о Брайане по определенной причине, не так ли? Мальчик ей не принадлежал, и его место совсем не здесь. А перед ней сейчас стоит человек, во власти и силах которого сделать так, чтобы однажды Брайан занял подобающее ему положение и получил возможность вести тот образ жизни, для которого и был рожден.
Она должна испытывать счастье, а не опустошение, однако в душу закралось печальное предчувствия того, что ей предстоит разлучиться с Брайаном навсегда.
— Я покажу. Скажите остальным, чтобы они ждали здесь. Я не хочу, чтобы его напугали.
Рэймонд с двумя сопровождавшими остался в хижине, а они вдвоем вышли во двор и, обойдя строение, зашагали к стоявшему поодаль сараю. Приблизившись к сложенному для просушки тростнику, Мойра окликнула Брайана по имени. Сухие стебли зашуршали, и из них высунулась белокурая головка. Детские голубые глаза осторожно изучали незнакомца.
— Все в порядке. Выходи, не бойся.
Он выкарабкался и робко подошел к ней. Мойра отступила на шаг. Мужчина и мальчик испытующе смотрели друг на друга. Она мысленно похвалила малыша за то, что у того хватило такта не обмолвиться ни словом о шраме или одежде пришельца, хотя и то, и другое явно привлекли пристальное внимание мальчика. Он, такой маленький и смелый, стоял, стараясь не выказывать робости, перед незнакомым и, наверное, страшным мужчиной. Ее сердце сжалось при мысли о том, что сейчас эти двое оценивают друг друга, делая первые выводы.
Мойра снова приблизилась к мальчику, опустилась перед ним на колени, положив руки ему на плечи, и прикрыла глаза, стараясь впитать в свою память ощущения от прикосновения его крошечного тельца. «Возможно, больше никогда». Она пожалела о том, что этот день настал неожиданно. Знай она заранее, что это случится сегодня, она сводила бы его к ручью поиграть, а потом приготовила бы на обед что-нибудь особенное. К глазам подступили слезы, и она отвернулась, прикусив губу, чтобы не расплакаться прилюдно. Потом взяла себя в руки и сжала плечи мальчика, улыбаясь в ответ на читавшийся на его лице немой вопрос.
— Это Аддис де Валенс, Брайан. Твой отец.
— Мой отец умер. Он погиб в балтийском походе.
— Нет.
Он нахмурился, постепенно осознавая услышанное. Лицо ребенка внезапно исказила маска страха и паники, он бросился в объятия Мойры, пряча лицо у нее на груди. Крепко прижав мальчика к себе, Мойра раскачивалась, словно убаюкивая его, и мысленно молила Аддиса проявить чуточку терпения.
Его изуродованное шрамом лицо повернулось в сторону дома. Проследив за его взглядом, она увидела, что Рэймонд и остальные проследовали к нему. Возможно, они сочли, что Аддису де Валенс потребуется помощь, чтобы укротить семилетнего мальчишку. Она попыталась оторвать Брайана от себя, но тот лишь прижался к ней еще теснее. Не исключено, что они оказались правы.
Аддис твердой походкой подошел к ним, протянул руку и с силой оторвал от нее мальчика. Брайан попытался воспротивиться, но отец бросил на него резкий взгляд, который тут же утихомирил непокорного сына. Они зашагали прочь, а Брайан все еще не сводил с нее глаз, поворачивая свою белокурую головку туда, где осталась стоять Мойра, и словно взывая о помощи. Она подняла руку в успокаивающем жесте, прощаясь с мальчиком, которого в течение четырех лет считала своим сыном.
Аддис же шел, словно не замечая слез мальчика. Поравнявшись с Рэймондом, он коротко оглянулся в ее сторону.
— Не забудьте захватить женщину.
Солнечная комната[1] поместного дома Аддиса в Дарвентоне возвышалась над восточной половиной зала. Сам он стоял на верхней ступеньке лестницы перед дверью, ведущей в Солнечную комнату, и смотрел на царившее внизу оживление. Поместье досталось ему в качестве приданого, когда он женился на Клер. Впрочем, ценность его заключалась не в старом доме, стоящем на вершине холма и защищенном лишь двойным деревянным частоколом, а в прилегающих фермах.
По большей части мальчик все время старался держаться неподалеку от Мойры, но когда к нему подбегали дети прислуги, с которыми он уже успел познакомиться, Брайан мчался играть вместе с ними. Присутствие Мойры, разумеется, успокаивающе действовало на малыша, однако ему нельзя было оставаться ни здесь, ни в доме на окраине деревни. Деваться некуда — Аддису придется обеспечить надежное укрытие для сына, и чем раньше, тем лучше.
— Он похож на Клер, — заметил Аддис, обращаясь к стоящему рядом Рэймонду, брату покойной жены. Еще несколько часов назад он даже не подозревал о существовании сына. Сходство Брайана с умершей матерью тревожило его. Один только вид мальчика бередил в душе воспоминания о былом, и большая часть этих воспоминаний была отнюдь не радостной.
— Просто копия, — тихо откликнулся Рэймонд, кивая. Уловив ностальгические нотки в голосе приятеля, Аддис внимательно взглянул на Рэймонда. Они были хорошо знакомы с раннего детства — старшие мальчики двух друзей, обменявшихся сыновьями для воспитания и учебы. Аддис состоял оруженосцем при Бернарде, Рэймонд же служил его отцу Патрику. Его брак с Клер; сестрой Рэймонда, был предопределен в тот день, когда девочка только появилась на свет. «Идеальная пара», — говорили все вокруг, и они с Клер соглашались с ними. Прелестная девушка и статный юноша, которым судьбой предназначено быть героями романтической поэмы.
Нет, он не будет сейчас думать о Клер, хотя мысли о ней часто посещали его на протяжении двух лет, которые прошли с того дня, когда колдунья Эвфемия освободила его. Возможно, именно эти мысли о Клер стали причиной задержки его возвращения и привели его в Норвегию, где он пересидел две долгих зимы. В конце концов он заставил себя вернуться — и узнал, что волею Бога проблема, из-за которой он уехал, решилась сама собой, но вместо нее возникли неприятности гораздо более серьезные. Может быть, дело-то в действительности совсем не в Клер? Эвфемия сказала бы, что душа предчувствовала, что его ожидает.
