Густой мужской голос заметил бесцветно:
— Да уж, ваше высочество, с трудом верится, что она англичанка. Их обычное высокомерие здесь полностью отсутствует. Желал бы я, чтобы в моей стране побольше женщин вели себя подобным образом. Вы достигли невероятных успехов, Достопочтеннейший.
Хасим-хан захрюкал от удовольствия. Пока разливали в чашки охлажденный шербет, Люси рискнула бросить молниеносный взгляд на гостя. Она мало что смогла разглядеть, кроме того, что он высок и моложе средних лет. На пушту гость разговаривал свободно, но с легким акцентом, уловимым даже для Люси, чье знание языка было далеко от совершенства.
«Он иностранец, — с некоторым волнением подумала она. — Хан принимает в доме иностранца!» Неудивительно, что вся деревня с раннего утра пребывает в возбуждении. Это событие не сравнить ни с рождением двойни, ни со взбесившимся верблюдом. С тех пор как Люси два года назад попала в эту деревню, здесь не появлялся ни один чужак.
Но возбуждение быстро улетучилось, уступив место ужасному предчувствию. О Господи, а вдруг этот человек — ни о чем не подозревающая очередная жертва Хасим-хана? Неужели Люси снова обречена провести кошмарную ночь, наблюдая за приступами рвоты и судорогами несчастного, который будет молить о смерти, дабы поскорее прекратить невыносимые муки? «Господи, — мысленно взмолилась девушка, — если хан снова задумал убийство, не допусти этого!»
Голос Хасим-хана прервал ее страшные мысли:
— Ну, пенджабец, что ты думаешь о моем предложении теперь, когда увидел ее? Согласен обменять на нее твои ружья и патроны?
Скучающий голос гостя зазвучал живее:
— Я желал бы осмотреть товар, прежде чем вынести окончательное суждение.
Хан щелкнул пальцами.
— Пожалуйста, смотри.
Мужчина (из слов Хасим-хана Люси заключила, что он, должно быть, мусульманский купец из провинции Пенджаб в Северной Индии) пересек комнату и подошел к Люси. Он осторожно откинул чадру, взял Люси двумя пальцами за подбородок, запрокинул ее голову и взглянул в упор. Люси увидела темные, оценивающе глядящие на нее глаза и почувствовала, как вспыхнули огнем щеки. На мгновение купец застыл в недоуменном молчании, потом опустил ткань и, усмехнувшись, обернулся к хозяину.
— Ваше высочество изволили пошутить. Какую ценность для меня может представлять эта старая, увядшая женщина? Она даже не голубоглаза и не светловолоса, как большинство ее соплеменниц. Она ничего не будет стоить на невольничьем рынке, а меня она совершенно не привлекает.
— Я предлагаю ее тебе не для развлечений, — раздраженно заявил хан. — Отвези ее британским властям в Пешаваре. Они дадут тебе щедрую награду за ее возвращение.
— Если только сначала меня не повесят, — мрачно отозвался купец. — И вообще, кто она такая, что здесь делает?
— Она утверждает, что является дочерью одного важного чиновника, занимающего важный пост в правительстве их страны. Естественно, я не могу проверить истинность ее слов. Мои воины встретили ее в пустыне и от доброты, переполнявшей их сердца, подобрали и привели сюда, под мою защиту.
— Меня это не удивляет, о Справедливейший. Слава о вашем великодушии гремит по всему Афганистану.
Украдкой бросив взгляд на хана, Люси увидела, как он согласно кивает головой.
— Она не принесла мне ничего, кроме неприятностей, — проговорил хан, одновременно набивая рот мясом. — А я тем не менее продолжаю кормить ее, несмотря на затянувшуюся долгую зиму.
— Да, ваше высочество, ваша щедрость гораздо обильнее, чем количество мяса на ее костях.
Хан нахмурился, но, прежде чем он открыл рот, чужестранец обнажил зубы в улыбке.
— Лишь зная о вашем безграничном великодушии, Великий хан, я возьму на себя смелость заметить, что мы без труда сойдемся в цене на мои ружья и снаряжение. А вот женщина может и не представлять никакой ценности для британцев. По ее словам, она дочь важного чиновника. А что, если она — просто паршивая шлюха британского солдата? — Купец помолчал, потом продолжил уже с нескрываемой иронией: — Ведь ваши воины подобрали ее в пустыне, и мы, увы, никак не можем подтвердить или опровергнуть ее слова. А следовательно, для меня она ничего не стоит.
Глаза Хасим-хана вспыхнули от гнева. Он не ожидал, что его ложь так скоро и ловко обернется против него самого.
— Все, что ты сказал, — правда, купец. Однако, видя твою безграничную мудрость, я возьму на себя смелость заметить, что ты не в том положении, чтобы диктовать мне условия. Твои воины убиты грабителями в горах. Сам ты едва спас собственную жизнь. Более того — твое оружие (энфилдские ружья, ценность которых мы оба признаем) уже в руках моих солдат. В столь невыгодных для тебя обстоятельствах, о мудрый купец, тебе следует просто с благодарностью принять эту женщину в качестве платы.
Гость сдержанно ответил:
— О, как мудры ваши слова, Наидостойнейший, никто не мог бы лучше объяснить положение, в котором я нахожусь. Но все же я никак не могу отделаться от сомнений, теснящихся в моей голове. Если я передам женщину британским властям в Пешаваре, не случится ли так, что Ваше Высочество навлечет на себя карательный рейд их армии? Я осмелился упомянуть об этом лишь только потому, что всем известно, как умеют женщины самые простые вещи вывернуть наизнанку и ухитриться сплести целый клубок лжи и обвинений. Вдруг ей взбредет в голову заявить, что ее похитили, или еще что-нибудь столь же несуразное?
— Она ничего им не скажет. Зачем, если она желает сохранить хотя бы остатки своей чести? Кроме того, британцы слишком заняты, чтобы устраивать карательную экспедицию против такого незаметного и смиренного слуги эмира, как я. Если же они возжаждут мести, то направят ее на самого Великого эмира, да будет он царствовать вечно.
«Господи Боже, — подумала Люси. — Хасим-хан надеется натравить британскую армию на самого эмира Шерали! Неужели он переметнулся? А ведь два года назад был предан своему господину и по его приказу уничтожил британскую торговую делегацию».
Мозг девушки лихорадочно заработал. С кем же теперь заключил союз хан? Может, с русскими: их шпионы шныряют повсюду, а армия русского царя активно и успешно теснит афганцев на северной границе? Или же всего лишь с одним из многочисленных претендентов на эмирский трон?
Люси не знала, понял ли индийский торговец оружием политическую интригу, замысленную Хасим-ханом. «Скорее всего нет, — решила она, — ибо афганцы слишком уж хитры даже по европейским понятиям и то, что творится при дворе эмира в Кабуле, совершенно скрыто от глаз непосвященных».
Однако, каковы бы ни были скрытые мотивы, смысл слов Хасим-хана явно сводился к следующему: купцу следовало уяснить — если он не возьмет Люси в обмен на ружья, его просто убьют. Она снова украдкой взглянула на собеседников и увидела, как гость пожал плечами.
— Я беру эту женщину в Пешавар, — отрывисто и резко бросил он.
— Я знал, что, стоит мне хорошенько объяснить суть дела, и ты сразу же согласишься со мной, — пробурчал хан, его подбородок задрожал от удовольствия.
Люси осенило, что хан, должно быть, хочет от нее избавиться еще сильнее, чем ей казалось, иначе он ни за что бы не стерпел столь грубого ответа.
Спохватившись, купец сообразил, что допустил оплошность. Он поднялся и низко поклонился.
— Пусть мои ружья служат вам и вашим воинам долгие годы, о Величайший из Великих Правителей.
— Да будет так, — ответствовал хан. — Если будет на то воля Аллаха, ты отправишься в путь завтра с первым лучом солнца.
— Да, думаю, так будет лучше всего.
— Тебе дадут моего лучшего мула для этой женщины.
— Доброта вашего высочества безгранична. А как насчет моих лошадей?
Хан неопределенно махнул рукой.
— Ни о чем не беспокойся, — сказал он. — Доверься мне.
«Бедняга купец, — усмехнулась про себя Люси. — Ну и паршивую же сделку ты совершил. Получил меня и мула, да еще, может, своих собственных лошадей, если очень повезет. Надеюсь, мачеха возместит ему убытки и хорошо заплатит за мое возвращение домой».
