Присоединившись к ним, молодые женщины увидели детей, которые убегали, таща что-то на веревке.
— Что случилось, дядюшка? — с беспокойством спросила Кьяра, увидев, что старик просто стал красным от возмущения.
— Да это все этот дьявол Джакопо Пацци. Опять он болтается по улице. Мне еще не приходилось видеть покойника, который так долго не может успокоиться.
Фьора услышала всю историю из уст самой Коломбы, которой она дала выпить глоток вина. Гувернантка Кьяры готовила завтрак, когда услышала, как на улице ватага детей распевала песню. Спустя некоторое время кто-то сильно постучал в дверь молоточком. Коломба пошла открывать и закричала, взбудоражив весь дом: привязанный колокольной цепью разложившийся труп болтался на двери, а дети, смеясь, прыгали вокруг него и кричали:
— Постучи в дверь, Джакопо! Постучи! Откройте дверь Джакопо де Пацци!
Молодой элегантный человек, проезжавший на лошади, спугнул их. Они сняли с цепи свой жуткий трофей и поволокли его дальше, но отвратительный запах остался. Фьора почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Она побледнела. Превозмогая тошноту, Фьора сказала:
— Нельзя ли отвести донну Коломбу в дом?
А в этот момент Кьяра пыталась увести в дом своего дядюшку, который что-то кричал и оживленно жестикулировал.
— Конечно, — сказал молодой человек, взяв Коломбу под руку. — Я помогу.
Фьора поспешила на помощь молодому человеку, чтобы проводить в дом Коломбу, которая едва держалась на ногах. Он внимательно взглянул на Фьору и едва не выронил Коломбу:
— Святая мадонна! Это ты? Мне сказали, что ты вернулась, но я не мог в это поверить!
— Почему? Ты считал, что я умерла? Так было бы удобнее для твоего спокойствия?
Фьора смотрела без всякой злобы, а скорее с иронией на молодого человека, который когда-то ухаживал за ней. Лука Торнабуони был все так же красив, как и прежде, когда он добивался руки Фьоры, а может быть, стал только привлекательнее, так как эти три года разлуки добавили ему мужественности. Но Фьора отлично знала, какое малодушие скрывается за этим красивым лицом, достойным изваяния в бронзе. В тот страшный день, когда вся ее жизнь была загублена. Лука даже и не попытался прийти на помощь той, которую он, по его словам, так сильно любил. Он предпочел раствориться в толпе, как подлый трус.
— Ну что вы там медлите? — спросил Альбицци, который решил наконец войти в дом. — Возьмите себя в руки, черт побери! Вы же уроните эту бедную женщину! А вы что здесь делаете, девочки? — спросил он, обращаясь к племяннице и к Фьоре. — Я, может, и рассеянный человек, но не до такой же степени, чтобы не заметить, что вы в ночных рубашках. В рубашках! На улице! А ну домой!
Взявшись за руки, подруги пустились бежать вверх по лестнице. Лука крикнул вдогонку:
— Позволь мне снова увидеться с тобой, Фьора! Нам надо поговорить. Скажи, я могу прийти к тебе?
Склонившись над перилами лестницы, она бросила ему в ответ:
— Я не у себя дома. И кроме того, у меня нет ни малейшего желания видеться с тобой.
Несмотря на это заявление. Лука вернулся во второй половине дня, но Фьора вновь отказалась принять его. Ей, правда, хотелось понять, почему ее бывший кавалер, ухаживания которого она принимала в свое время, так как он был очень красив, и которому отвечала взаимностью, так старался теперь вновь встретиться с ней. Тем более ей было это непонятно, ведь Кьяра сказала ей, что Лука был женат и имел ребенка.
— Если я буду поддерживать отношения со всеми женатыми мужчинами в городе, моя репутация не будет стоить и гроша, — сказала она Кьяре. — Тем более что у меня нет никакого желания разговаривать с ним.
Вновь наступила хорошая погода. Это всех радовало, и благоразумные люди не видели никакой связи между капризами природы и трупом Джакопо Пацци, которого в конце концов сбросили в реку с моста Рюбаконте.
В этот день обе подруги с удовольствием вышли погулять по улицам Флоренции, на которых постепенно восстанавливалась прежняя жизнь. Они решили подняться на холм, где прежде собирали цветы. Фьоре и Кьяре нравилось это место, откуда открывался прекрасный вид на окрестности города. Дожди не нанесли ущерба ни церкви, ни дворцу епископов. Стройные кипарисы на вершине холма напоминали строгих и неприступных стражей.
Стоя наверху террасы, молодые женщины любовались видом города, расстилавшегося перед ними в легкой дымке, предвещающей жаркую погоду. Снизу от огородов поднимался пряный запах зелени — мяты, петрушки, укропа. Воздух был прозрачен и чист. В небе, словно пущенные кем — то стрелы, летали ласточки.
Сидя на камне и покусывая травинку, Фьора испытывала настоящее блаженство. Она вновь обретала свой любимый город, который так очаровывал ее своей красотой и изяществом. Ни Кьяре, ни ей не хотелось разговаривать. Их объединяла эта мирная красота, где можно было отдохнуть душой и телом. Коломба дремала неподалеку, опершись о дерево и уткнув лицо в колени.
Фьора хотела последовать ее примеру, как вдруг чья-то тень легла на траву. Она вздрогнула и узнала Луку Торнабуони, присевшего перед ней на колени.
Она возмутилась, и реакция ее была быстрой:
— Уйди! Я же сказала, что больше не желаю видеть тебя!
— На одну минуту! Фьора, всего лишь на одну минуту!
Я знаю, ты сердита на меня.
— Сердита на тебя? Да я просто забыла о твоем существовании! И зачем тебе понадобилось напоминать о себе?
— Не будь так жестока! Я знаю, что плохо поступил с тобой, но если бы ты знала, как я страдал потом!
— Страдал?! Ты произносишь слово, смысл которого тебе неведом. Достаточно взглянуть на тебя, чтобы понять, как безоблачна твоя жизнь. Ты великолепно выглядишь, насколько мне известно, у тебя молодая жена, сын. От жалости к тебе ну прямо плакать хочется, — добавила она с иронией.
— Дай мне сказать хоть слово в свою защиту, Фьора. Умоляю тебя! Кьяра, — продолжил Лука, обращаясь к девушке, — оставь нас наедине на несколько минут!
Вместо ответа та растянулась на траве во весь свой рост.
— Кьяра, прошу тебя!
— Нет! Мне здесь так нравится! И потом, ты же слышал, что у Фьоры нет ни малейшего желания говорить с тобой. Она презирает трусов.
— Я не трус, и вам это хорошо известно. — Лука не мог снести подобного оскорбления. — Я храбро сражаюсь на турнирах!
— Подумаешь, — пренебрежительно сказала Фьора, — это доступно любому дураку, лишь бы у того были мускулы, хорошее оружие и послушная лошадь. Храбрость, Лука, заключается совсем не в этом.
— А что мне оставалось тогда делать? Выступить один на один против взбесившейся толпы? Это было ужасно…
— А ты думаешь, мне это было неизвестно? Ты спрашиваешь что тебе надо было сделать? Просто прийти ко мне и протянуть руку помощи, в которой я так нуждалась. Побыть рядом со мной. Но ты удрал как трусливый заяц. Если бы не Лоренцо….
