Она чувствовала, что рядом с нею сидит Нэйт, но на него она не смотрела. Она знала, что увидит, если посмотрит, и видеть это ей не хотелось. Волосы у него были мышиного цвета и всегда лохматые. Даже ее ножницы не могли привести их в пристойный вид. К тому же он еще и конопатый, будто его мухи обсидели, и так упрям, что ни за что не желает отрастить приличную бороду, чтобы спрятать хотя бы часть веснушек. Никогда ему не стать таким высоким, как Гидеон, таким красивым, как Гидеон, и таким одаренным, как Гидеон. Пожалуй, единственное его достоинство — это то, что он не боится тяжелой работы, да еще то, что он чистюля. От него всегда пахнет мылом, а чистоплотность все же стоит на втором месте после набожности.
Гидеон начал говорить, и ее сердце затрепетало, охваченное паникой. Он говорил так тихо, что ничего нельзя было расслышать. Но после нескольких фраз его голос окреп. Он становился все звучнее, пока не разнесся мощными раскатами над головами внимающих ему слушателей. Его мать вновь испустила вздох, полный блаженства.
Нэйт слушал своего брата и удивлялся. Он не знал, что голос Гидеона может так звучать. Слова не имели значения, Нэйт и так уже знал их наизусть. Он оглядел сидящих прихожан и наконец нашел взглядом Лили — она сидела в переднем ряду и, запрокинув голову, смотрела на его брата. Может быть, она не знает, что Гидеон его брат, может быть, то, что у него такой замечательный брат, произведет на нее впечатление? А может, все обстоит как раз наоборот, и коль скоро она дочка проповедника, то и заинтересовать ее могут только проповедники, а уж никак не их братья? Нэйт вдруг почувствовал себя так, словно кто-то изо всей мочи ударил его кулаком в грудь.
Да нет, смешно ревновать ее к своему собственному брату. Ведь Гидеон слишком старый — ему уже целых двадцать пять лет, к тому же его ничто не интересует, кроме его церковных дел. На девушек он и внимания не обращает, совсем на них не смотрит с тех пор, как уехал в колледж. А к Лили он ни разу и близко не подошел. Нэйт мог бы назвать по имени каждого, кто увивался возле нее, сказать, насколько близко от нее он стоял и кто что говорил ей и что она отвечала…
Когда он поздравлял Гидеона после службы, его похвалы и гордость за брата были искренни. Потом он незаметно отошел в сторону, чтобы их мать могла пройтись на виду у всех под руку со своим сыном-проповедником, важно слушая, как все им восторгаются.
Нэйт попробовал было разыскать Лили, но ее нигде не было видно. Тогда он пошел спать. Какой теперь прок от встреч со старыми друзьями? Ведь они все стали его соперниками, а стало быть, врагами. Глаза бы на них не глядели!
К утру воскресенья он уже до того себя не помнил, что порезался во время бритья.
Когда его тетя Элва заметила, в каком виде он идет в палатку, где были накрыты столы для завтрака, она добродушно рассмеялась.
— Дай-ка я умою твой подбородок, он ведь у тебя весь в крови, — сказала она. — Бедный мой Нэйт. Отродясь не видывала, чтобы кто-нибудь так порезался. Что же ты сразу не перерезал себе бритвой горло, чтобы все на том и прикончить?
— Элва, неужели это так заметно?
— Боюсь, что да, родной.
Голос у нее был добрый, и она касалась его настолько легко и нежно, умывая ему лицо, что Нэйту захотелось поцеловать ее за то, что она так терпеливо с ним нянчится. Элва была самым добрым и отзывчивым человеком, которого он когда-либо знал. Именно она впервые показала ему, что мужчина и женщина делают в постели, и научила, как мужчина может ублажить женщину, одновременно получая удовольствие сам. Она стала его первой возлюбленной, когда ему было еще только тринадцать лет и он никак не мог взять в толк, чего требует его тело и что с этим делать.
Она даже сумела объяснить ему, что та неистовая любовь, которую он тогда чувствовал к ней, была вовсе не так велика, как он в то время думал.
— Я убью дядю Джоша за то, что он тебе сделал! — поклялся он как-то раз, увидев синяки на лице Элвы. — Тогда ты сможешь выйти замуж за меня и мы все время будем вместе и заживем счастливо.
Нет, счастья у них не будет, сказала она и растолковала, почему. Нравится ему это или нет, но он еще мальчик и должен много чего в жизни испытать и перепробовать, прежде чем свяжет себя окончательно с какой-нибудь одной женщиной. К тому же очень скоро он пой мет, что два тела, дарящие друг другу наслаждение, — это не единственное, что есть в жизни. Сейчас ему это в новинку, но скоро прелесть новизны пройдет, и это станет для него чем-то обыденным.
«Конечно, со мной тебе удобно и покойно, — говорила Элва, — и я всегда с удовольствием пущу тебя к себе в постель, Нэйт, потому что я сама научила тебя, что нужно делать, чтобы мне было хорошо. Но удобство и покой — это еще не все, это вовсе не предал мечтаний. Ты можешь достичь куда большего. Ты не должен довольствоваться вторым сортом, Нэйт, ты должен стараться получить все самое лучшее. Тебе это можно, ведь ты мужчина, а мужчине жизнь дает такие возможности, каких у женщины не бывает и в помине».
Нэйт тогда спорил, обещал, что никогда и думать не станет ни о ком, кроме нее, не говоря уже о том, чтобы заглядываться на других женщин.
Но, конечно же, Элва была права, и со временем он это понял. Она была старше его всего на шесть лет, ей было девятнадцать против его тринадцати, но женской мудростью она сполна обладала уже тогда.
Вскоре после того, как Элва поговорила с Нэйтом, его отец ушел из дома. Как только Гидеон был принят в Тринити-колледж, Изикьел Ричардсон сообщил своей семье, что он их покидает.
— Прежде чем умереть, я хочу хоть немного пожить свободно, — сказал он. — Теперь главным мужчиной в доме станешь ты, Нэйт. Гидеон бы этого ни в жизнь не потянул, а ты потянешь.
После этого на Нэйта навалилось столько дел, что он уже не мог проводить много времени с Элвой. У него и на себя-то свободного времени не оставалось. Дядя Джош работал изо всех сил, но из-за своей деревянной ноги и вспыльчивого нрава он не мог управлять фермой. К тому же половина земли принадлежала отцу Нэйта и теперь перешла к нему. Джош не спорил и не жаловался. Взваливать на себя ответственность он не любил.
Пять лет, которые миновали с того дня, протекли почти незаметно. Нэйт уже с трудом вспоминал то время, когда он не был главой семьи. Теперь он был мужчиной, взрослым мужчиной. Во всяком случае так он считал до той минуты, когда Лили Гэскинс заставила его почувствовать себя неуклюжим и глупым мальчишкой.
— Я ума не приложу, что мне делать, Элва. Сегодня последний день собрания, и я точно сойду с ума, если завтра мне придется уехать, так и не познакомившись с Лили и не услыхав, как она произносит мое имя.
