— Да.
Щеки и уши Меган мгновенно запылали, жар пополз ниже, по горлу, к груди и животу. Она гордо выпрямилась, отказываясь лгать.
— А мужчины… разве они… не ублажают себя?
В звенящей тишине слышно было только их дыхание и отдаленный плеск океанских волн, дразнящий, обещающий, удаляющийся и никогда не кончающийся.
— Существует огромная разница между рукой мужчины и женским телом, — сухо заметил он.
— И все же? — настаивала она.
— Со мной бывало и такое.
Он сконфужен, она явно чувствует идущий от него жар, от которого горят груди и пальцы, слышит это в его голосе. Но, подобно ей, он отказывается лгать.
— Что надеетесь вы получить от нашей встречи, Мохаммед?
Как легко соскользнуло с губ его имя! И как неуклюже должно было звучать это арабское имя, произнесенное англичанкой! И как неловко и странно должен был звучать весь этот разговор араба с англичанкой, обсуждавших то, о чем ни один мужчина не смел сказать женщине вслух, то, о чем этот человек не посмел бы сказать ни одной другой женщине — не важно, англичанке или уроженке Азии.
Но почему?
— Я уже объяснил, чего хочу.
— Нет, просто сказали, чего добиваетесь, вернее, что хотите знать, — возразила она, черпая храбрость в безликости ночи, — а ваши желания здесь ни при чем.
Несколько долгих мгновений ей казалось, что он не ответит.
— Желаю понять, способен ли я подарить женщине наслаждение. Хочу познать то, что доступно другим мужчинам.
Меган, потрясенная, пошатнулась.
— Хочу убедиться, что ничем не отличаюсь от других мужчин.
Из-под ног Меган ушла земля, невидимая рука стиснула горло, не давая дышать. Что могло причинить несчастному такие муки? Она чувствовала, остро ощущала страдание, терзавшее араба.
Меган слышала, что мужчины, когда-то переболевшие свинкой, иногда становятся бесплодными.
Неужели и он оказался в их числе? Она прерывисто вздохнула, чтобы успокоиться.
— Вряд ли какой-либо женщине стоит демонстрировать это вам, сэр. Все понятно и без слов.
— В таком случае не демонстрируйте это, мадам, — грубо бросил он. — Лучше докажите.
Темнота сомкнулась вокруг них. Сжала расстояние между его ртом и ее болезненно набухшими сосками. Сердце Меган пропустило удар, заколотилось, пытаясь вырваться из груди. В этом мужчине кроется склонность к насилию, рожденная потребностями, одиночеством, страхом.
Будь она мудрее, сбежала бы из комнаты в чем мать родила. Будь она мудрее, вообще не оказалась бы в. этой комнате.
Она думала о прошлом и пустой постели, в которой теперь спала. Она думала о будущем и пустой постели, ожидавшей ее. Она думала об этом арабе, спящем в пустой постели целых пятьдесят три года.
— Я только однажды попросила мужчину коснуться меня, — выпалила она.
— И он коснулся?
Ей хотелось солгать, но она поняла, что не сумеет.
— Нет, — призналась Меган.
— Это тот, кого ты любила?
Она сжалась под натиском нежеланных воспоминаний.
— Да.
— Он отказывался испытать ту близость, о которой ты упомянула?
К горлу Меган подступили непрошеные слезы.
— Верно.
— Его отказ до сих пор ранит тебя.
— Да.
Она заморгала, чтобы не расплакаться.
— Скажи, где именно ты просила его дотронуться?
Несмотря на повелительный тон, в голосе его слышались молящие нотки. Что-то вроде просьбы не отвергать его, как в свое время отвергли ее. Разделить с ним то особенное соединение, которое подвластно лишь мужчине и женщине в постели.
Обжигающее озарение снизошло на Меган. Здесь, в темноте, с незнакомцем она может снова стать той, какой была двадцать два года назад. Он сумеет ласкать ее груди, целовать их. Делать все то, о чем она тайно мечтала, но боялась попросить. Боялась, что оскорбит, оттолкнет мужа от себя. Никогда прежде Меган не мечтала о том, как будет учить мужчину касаться ее, удовлетворять. Какое искушение! На этот раз именно Адам предлагал Еве запретный плод. Обещание куда большего, чем быстрое безликое слияние.
— Я просила… просила его коснуться моих грудей, — прошептала она, не узнавая своего голоса.
Темнота потянулась к ней.
Она полувздохнула-полувсхлипнула, когда шершавые ладони сжали правую грудь, левую… Сердце покатилось куда-то, мышцы напряглись. Жидкий огонь желания хлынул в то место, где сходились ноги. Соски затвердели до боли.
— Вот так?
— Да.
Пальцы задвигались в такт с биением ее сердца. Грубые, но нежные. Нерешительные, но алчные. Слезы по-прежнему жгли ей глаза. Наконец она получила от чужого человека то, в чем ей было отказано двадцать два года назад: нежное прикосновение мужчины.
— Скажи, что еще ты просила его сделать, — хрипло скомандовал он.
Тепло протянуло невидимый мостик между их телами: его дыхание, ее дыхание, его пальцы, ее пальцы. Его желание. Ее желание.
В какой-то кратчайший миг она видела их обоих: себя, стоявшую над обнаженным мужчиной, и его, сидевшего подле голой женщины.
— Я просила его… целовать мои соски, — призналась она.
Шероховатый жар, обливший ее левую грудь, вдруг рассеялся. Секунду спустя он обрушился на ее бедро. И похоже, араб не слишком расстроился, обнаружив податливую мягкость. Шелковистая плоть, легкая, как крылья бабочки, скользнула по соску.
Молния пронизала ее грудь и вышла из пальцев ног. Меган вернулась в свое тело и снова уставилась на его голову. Потом инстинктивно протянула руку и вцепилась в мягкие вьющиеся волосы. Они липли к пальцам, живые, словно раскаленный поток, мчавшийся сквозь ее груди.
— Что еще ты просила его делать?
Влажное дыхание обожгло грудь в том месте, где араб поцеловал ее. Только мужчина, которого она любила, не пожелал делать этого. Она пыталась собраться с духом и наконец нашла храбрость продолжать.
— Я просила его лизать мои соски.
Горячий влажный язык нерешительно обвел самую маковку груди. Один раз. Второй. Третий… Он лизал ее, как жадный кот вылизывает пустой подойник. Верхушка соска, розовый ореол, снова кончик… Ее лоно сжималось, кипящая жидкость стекала по бедрам. Она инстинктивно обвила руками его шею… такое судорожное объятие… и прижала к себе голову араба, пока тот продолжал омывать ее неустанными ударами языка.
— Что еще?
Меган боялась, что умрет от наслаждения. Чувствовал ли Мохаммед то же самое, когда целовал ее, лизал?..
— Я просила его сосать мою грудь. Ее опять обожгло раскаленными угольями. О-о… Меган держалась за густые пряди, пока он сосал ее, сначала робко, потом сильнее, словно он набирался от нее сил. Это было… невероятно.
Это пробудило томление, которого ей не довелось испытать до сих пор. Хоть бы он стиснул ее… укусил… впился зубами… Она выгнулась всем телом, моля о ласках, описания которым не находила. Он сильнее сжал руки, сминая, массируя, растирая… грудь, бедро… спину…
