Даже при дневном свете эта местность имела мрачный и угрожающий вид. Названия скал – Демон Бухты, Дьявольский Ручей или Призрак Повешенного – говорили сами за себя. Трудно поверить, что всего в нескольких милях к югу отсюда раскинулось залитое солнцем и играющее всеми красками жизни побережье. Редко когда солнце прорывалось сквозь пелену тумана над бухтой, на короткое время придавая морской воде голубой оттенок и оживляя берега. А потом участок суши перед усадьбой «Край Света» снова погружался в беспросветный сумрак, вошедший в плоть и кровь обитающих здесь людей и животных. Можно было часами смотреть на море, не наблюдая никаких признаков жизни, пусть даже и в виде пролетевшей над волнами чайки.
Но не только этим одинокая наездница привлекла внимание стоявшего на утесе всадника. Разгоряченная скачкой, в мужском седле, с растрепавшимися белокурыми волосами, она являла собой действительно впечатляющее зрелище. Из-под темной юбки выбивались белые кружева, легкие, как морская пена, летевшая из-под копыт ее лошади вперемешку с песком. Заметив, что она замедляет бег, всадник направил своего коня в ее сторону.
Ахиллес фыркал и встряхивался, и Хелена не могла понять, чье дыхание глухими толчками отдается у нее в ушах, ее собственное или старого, уже тугого на ухо мерина. Он бешеной скачки и холодного северного ветра у нее слезились глаза, хотя причин для слез и без того было достаточно. Она отпустила вожжи, чтобы вытереть тыльной стороной ладони мокрые щеки, и почувствовавший свободу Ахиллес перешел на спокойный шаг, а потом и вовсе остановился, чтобы набрать воздуха в усталые легкие. Хелена не возражала. Она печально смотрела на море. Его монотонный гул сопровождал ее всю жизнь. Он был связан с ее первой родиной, Грецией, с отцом и матерью, какими она их помнила с детства.
Однажды холодной январской ночью все изменилось. Артур и Целия были в театре, после которого собирались на званый ужин. Однако после второго акта Целия пожаловалась на плохое самочувствие, и супруги отправились домой. На Бродвик-стрит они взяли извозчика. Был сильный снегопад, и дома с украшенными лепниной фронтонами стояли как сахарные, а улицы были словно устланы белым бархатом. Кто знал, какую опасность таит он под собой? На ступеньках Целия поскользнулась и, как ни старался Артур ее удержать, упала. Последствия были ужасны. Лишь только верная Маргарет, повсюду сопровождавшая Целию со дня побега из родительского дома, стала раздевать ее на ночь, начались схватки, на четыре недели раньше срока.
Хелену разбудили и, спешно завернув в одеяло, отнесли к сестре кухарки, проживавшей в двух кварталах от их дома, чтобы девочка не слышала душераздирающих криков своей матери. А когда над заснеженным городом забрезжило утро, Артур Лоуренс стал отцом очаровательного мальчика и – вдовцом.
После смерти жены он запил, почти перестал есть и совсем не заботился ни о младенце, ни о дочери. Казалось, не было силы, способной привести его в чувство. Друзья настаивали на повторной женитьбе ради детей, и лишь их настоятельные увещевания вернули его к жизни. За неделю он нашел нового квартиросъемщика для дома, сжег кисти и краски и, забрав только самое необходимое, покинул Лондон.
Они уехали на запад, в Корнуолл, на родину Маргарет. Старый особняк из серого камня между портовыми городками Боскастл и Падстоу стал их новым домом, и, пока Маргарет занималась детьми, Артур зарылся в античную классику, ища в книгах утешения или убегая из ставшей для него невыносимой реальности.
Портрет, коралловые броши, бусы из венецианского стекла да смутные воспоминания о нежных прикосновениях пахнущих лавандой и померанцевым маслом пальцев – вот все, что осталось от матери. Но это немногое Хелена могла по крайней мере сохранить. Между тем как все, связанное с отцом, тем, каким она знала его в детстве, жизнь уничтожила бесследно и безжалостно. С каждым годом девочке было все труднее представлять его перед мольбертом на берегу теплого моря, энергичными и в то же время осторожными ударами кисти наносящим на холст краски или, стоя по пояс в воде, поднимающим ее высоко-высоко, к самому солнцу.
Такого отца у Хелены больше не было. Словно некая могущественная сила забрала его вместе с матерью, заменив уставшим от жизни и рано постаревшим мужчиной, вечно окруженным сладковатым запахом алкоголя, который постепенно лишал его разума. Этот человек не любил Хелену, и за это она его ненавидела. Выходя из комнаты, он мог так хлопнуть дверью, что дом сотрясался до самого основания, а потом вернуться, чтобы стыдливо положить ладонь ей на голову. Теперь он лежал в могиле, в каменистой земле Корнуолла. И Хелена не знала, печалиться ей или радоваться своему освобождению.
Она думала о нищете, на которую он обрек их с братом, вложив все свои деньги в какие-то интеллектуальные воздушные замки. И вот теперь она до конца жизни будет прозябать в этой дыре. А о судьбе Джейсона Хелена просто старалась не думать.
Единственное, что утешало девушку – то, что, кроме Ахиллеса, слез ее не видел никто.
– Вы замечательная наездница.
Она с криком рванула поводья, так что Ахиллес испуганно дернулся и встал на дыбы. На какое-то мгновенье Хелена потеряла равновесие и чуть не вывалилась из седла, однако быстро взяла себя в руки и позволила жеребцу сделать несколько быстрых, спотыкающихся шагов, прежде чем тот остановился и энергично вскинул голову, вздрагивая от соленых морских брызг.
– Вы сумасшедший? – Хелена обернулась на незнакомого всадника, который появился, словно дух из морской пучины. – Какого черта вы пугаете лошадь? – Она смахнула с лица прядь волос.
Сначала она подумала, что перед ней кентавр, потому что фигура всадника в темном сюртуке сливалась с черным, как ночь, телом его жеребца. Ветер развевал его длинные волосы, открывая лицо с резко очерченными чертами. Было что-то средиземноморское в его пышных черных усах и смугловатой коже. А гарцующий в сверкающих брызгах конь, на которого, сердито раздувая ноздри, пялился Ахиллес напоминал огромного ворона.
– Прошу прощения, мисс. В мои намерения не входило пугать вашу лошадь и тем самым подвергать вас опасности. – Незнакомец говорил низким голосом, с едва заметным акцентом, выдававшим в нем иностранца. – Однако я думаю, что могу быть кое-чем вам полезен.
С этими словами он протянул ей сложенный носовой платок. В его движениях было больше вызова, чем сочувствия.
Хелена вспыхнула. Неужели этот человек видел ее слезы? Она сердито откинула вновь упавшие на лицо волосы и гордо посмотрела ему в глаза.
– Благодарю, но в этом нет необходимости.
– Как хотите.
