– Не имею чести знать вас, госпожа, но…
Изабелла, недовольная своей вспышкой, перебила его:
– Простите, милостивый государь, что помешала вам. Я не хочу продолжать наш разговор в этих священных стенах.
И она, величественно кивнув, двинулась к выходу, сопровождаемая многочисленной свитой.
Суффолк рассердился. Он так и не понял, кто была эта женщина и почему она вела себя столь бесцеремонно. Его тоже окружало немало дворян, и все они, повинуясь его кивку, зашагали к дверям. На площади англичане и французы немедленно принялись задирать друг друга; кое-кто уже схватился за меч…
Поняв, что она натворила, Изабелла с улыбкой подошла к нахмурившему брови великану и шепотом велела одному из своих приближенных представить ее. Тот громко и торжественно произнес все титулы и с поклоном отступил в сторону.
Суффолк представился сам. Выразив свою бесконечную радость оттого, что он познакомился с такой благородной особой, граф призвал своих людей спрятать оружие и обернулся к Изабелле.
– Жанна из Арка была сожжена потому, что принесла много вреда как Англии, так и своей родине. Да, казнь была жестокой, но я считаю ее справедливой. Извините, если я задел ваши чувства, госпожа! – отчеканил он. – Вы сами вынудили меня к откровенности.
– Мне не по душе ваши речи, – ответила Изабелла, давно уже переставшая улыбаться. – И я сожалею, что заговорила с вами. Ведь вы англичанин, и вы…
Суффолк так и не узнал, что намеревалась сказать дама, потому что в эту минуту одного из его пажей ударил кинжалом паж Изабеллы Лотарингской. Началась суматоха. Мальчика-француза обезоружили, мальчика-англичанина, отделавшегося царапиной на плече и рвавшегося без промедления отомстить обидчику, оттеснили в сторону и принялись убеждать, что он еще слишком мал, дабы вызывать врага на поединок.
– Слуги столь же вздорны, как их госпожа! – пробормотал Суффолк и смутился, потому что слова его прозвучали грубо и неуместно. Изабеллу и без того очень расстроило это неприятное происшествие, так что замечание графа оказалось последней каплей. На глазах у нее выступили слезы; стыдясь своей слабости, она проговорила сухо:
– Виновный понесет наказание, не сомневайтесь.
И пошла прочь, спеша поскорее добраться до носилок.
Граф, помедлив мгновение, обогнал ее и преградил ей путь. Церемонно поклонившись, он попросил простить его дерзкие слова и забыть о них. Изабелла молча кивнула и удалилась.
И вот теперь новая встреча… Впрочем, улыбнулась Изабелла, сегодня все выглядят довольными. Оно и понятно. Конечно, для ее семьи предложение английского монарха – это большая честь, но и Генрих, женившись на Маргарите, внакладе не останется. Говорят, он слаб духом и нерешителен, но таким же до некоторых пор был и Карл Французский. Как только с ним рядом оказалась Аннес Сорель, он преобразился словно по мановению волшебной палочки. Умные женщины творят чудеса, и им вполне под силу превратить безвольного и вечно сомневающегося человека в храброго, уверенного в себе и мудрого государственного деятеля. Маргарита еще юна, но нравом она пошла в мать и бабку – прославленную Иоланду, герцогиню Анжуйскую. У нее наверняка достанет рассудительности и силы воли, чтобы управлять государством… даже таким огромным и могущественным, как Англия.
В следующий раз Суффолк и Маргарита Анжуйская увидели друг друга спустя год, когда граф, сияя от радости в предвкушении встречи со своей повелительницей, ступил на землю Лотарингии. Для этого ему пришлось пересечь всю Францию, потому что брак по доверенности решено было заключить в Нанси, всего лишь в четырнадцати милях от Домреми, родины орлеанской ведьмы, – то есть в самом сердце края, напитанного ересью.
Однако теперь Суффолк поостерегся бы поносить Жанну д'Арк, потому что за последний год его отношение к пастушке из Домреми изменилось – возможно, под влиянием мыслей о прекрасной Маргарите и ее матери. Суффолк решил, что была, пожалуй, какая-то доля правды в рассказах тех, кто видел в Жанне святую и называл ее ангелом, спустившимся к французам и даровавшим им долгожданную победу над врагом.
Разумеется, Франция пока еще считалась частью английского королевства, но очень и очень многим было уже очевидно, что у Англии не хватит сил удержать завоеванные земли. Государственная казна истощилась, и возобновление войны наверняка привело бы к одному: позорному поражению страны. Кардинал Винчестерский и вся партия мира торопили с заключением королевского брака, упорно втолковывая Генриху, что негоже прислушиваться к воинственным речам Глочестера.
– Ваше Величество, – говорил ему кардинал, – вы полагаете казнь Жанны богомерзким деянием и уверяете, что помните, как присутствовали на том судебном заседании, когда ей был вынесен приговор. Правда… – Бофор пожал с сомнением плечами, – правда, вы были тогда еще ребенком, но государи – не простые смертные, и память у них крепче, чем у всех остальных… Так вот, Ваше Величество: если вас действительно мучат угрызения совести, то свадьба с француженкой должна внести покой в вашу исстрадавшуюся душу. Ведь после совершения таинства брака на нашу землю снизойдет мир. А разве не за то же ратовала девица из Арка?
– Я не спорю с вами, дядюшка, – меланхолично отвечал Генрих. – И мне приятно слышать от вас эти речи, ибо я знаю, как упорно вы в свое время добивались казни Орлеанской девы, полагая ее еретичкой и колдуньей.
Кардинал промолчал и лишь судорожно вздохнул. Ему не хотелось признаваться в том, что вот уже несколько лет его преследует один и тот же ночной кошмар: вид пылающего костра, на котором сгорела Жанна, и отверзшиеся небеса, принявшие ее душу.
– Но герцог Глочестер, – продолжал король, – убеждает меня отозвать сэра Суффолка, который уже отправился в Лотарингию, дабы заключить там от моего имени брак с принцессой Маргаритой. Он говорит, что эта женитьба унизительна для королевства, что она равносильна поражению на поле боя.
– И герцог Глочестер преуспел в своем намерении переубедить вас, государь? – сдавленным голосом осведомился Бофор, которого привела в неописуемый ужас мысль о том, что предпримет Париж, если Генрих прислушается-таки к доводам Глочестера. Кардинал знал, как слаб его повелитель и как часто меняет он свои решения.
– Нет, не преуспел, – улыбнулся вдруг молодой король. – Мне не терпится поскорее увидеть мою жену, – пояснил он с поистине детской непосредственностью, – а Глочестер этого не понимает. Так что гонца к Суффолку мы слать не будем.
…Гонец все равно бы опоздал. Вышеописанный разговор происходил накануне того самого дня, когда возле алтаря нансийского собора Святого Мартина Изабелла Лотарингская торжественно вложила руку своей дочери в крепкую и широкую ладонь маркиза Суффолка, представителя английского монарха (за год, разделявший два возглавляемых им посольства, Суффолк успел стать маркизом).
