От этих легких, дразнящих прикосновений по жилам у Ивейна пробежал огонь. Он поднял руку к густым, млечно сияющим волосам девушки и, чуть отклонив ее голову назад, ртом нашел ее губы. Ивейн поймал ее озорной, шаловливый язычок, и, растворившись в исступленном желании, девушка позабыла обо всем на свете.
Анья самозабвенно выгнулась, стараясь как можно теснее прижаться к могучей груди возлюбленного, и нежный, еле слышный стон вырвался откуда-то из самой глубины ее существа. Но ей показалось мало и этой близости. Тоненькие пальчики проникли под ткань рубашки, лаская плечи и спину Ивейна, наслаждаясь ощущением жара и железной твердости мускулов.
Ивейн замер под этими прикосновениями. Он испытывал невероятное и опасное наслаждение от этих ласк, ощущая в то же время все изгибы ее прекрасного тела. Он отчетливо вспомнил их последнюю встречу, когда даже через рубашку прикосновение словно жгло ему грудь. Больше всего на свете ему хотелось бы сбросить одежду, насладиться сполна ощущением слияния их тел…
Эта игра, такая сладостная и жгучая, неожиданно заставила его осознать, что происходит: все это было чудесно, но совершенно невероятно. Тихонько бормоча непонятные Анье проклятия, жрец крепко зажмурился, прогоняя соблазнительные видения, грозившие лишить его последних крупиц самообладания, и, оторвав от себя руки девушки, мягко, но решительно отстранил ее.
Анья, по-прежнему лежа у него на коленях, почувствовала, каких усилий ему стоит сдержаться. И, так как он сказал, что завтра утром они прибудут на место, она подумала, что это скорее всего ее последняя возможность преодолеть сопротивление друида, изведать тайные радости, которых ей никогда не узнать с другим.
– Я люблю тебя, – не пытаясь сопротивляться державшим ее сильным рукам, просто сказала Анья. – Я любила тебя всегда и буду любить всю жизнь.
Ивейн широко открыл глаза. Он хотел было сказать Анье, что она еще ребенок и слишком неопытна, чтобы так говорить, но слова ее были так искренни, и так бескорыстна была эта любовь, которой она одаряла его, что Ивейн не решился отвергнуть драгоценное признание. Это был дар, которым он жаждал обладать так же неистово, как и любовью ее чудесного тела. Однако, сознавая, что никогда не сможет принять его, он надеялся хотя бы избавить любимую от той горечи безнадежной любви, на которую самого его обрекало предназначение жреца.
Анья заметила, как синие глаза Ивейна потемнели, став почти черными от невысказанной боли. Стремясь вернуться в его объятия, девушка обвила его шею руками и положила голову ему на плечо.
Ивейн крепко прижал ее к себе. Зарывшись лицом в ее душистые локоны, он хрипло шепнул:
– Мой долг не позволяет мне связать свою жизнь с тобой.
Это было признанием в мучительной, непоправимой утрате, и он боялся, что не найдет в себе сил ее вынести.
– Нет, это неправда. Мы связаны с тобой навеки.
Может быть, ей все-таки удастся изменить его мнение и он поверит, что Анья достойна стать супругой друида? Но даже если этого не случится, она не может потерять столь драгоценных и столь редких минут, не насладившись тем счастьем, какое может дать лишь любовь.
– И в эту ночь я желаю не этих уз.
Ее откровенность потрясла Ивейна и он чуть-чуть улыбнулся, а Анья вновь стала ласкать его. – Остерегись искушать жреца невинными хитростями!
Сильные руки слегка отстранили голову девушки, чтобы Ивейн смог заглянуть ей в лицо. Синее пламя полыхало в глазах жреца.
– Бурю, когда ее вызовешь, нелегко укротить.
– Тогда возьми меня. Подари мне мгновение, которым я смогу дорожить потом, в одиночестве. – В словах девушки прозвучала тихая безнадежность отчаяния.
Стараясь не думать, что может принести им впоследствии это «мгновение», Анья прижалась губами к его губам с нежностью любви и огнем необузданной страсти.
Ивейну нелегко было призывать ее к сдержанности, и это самозабвенное желание возлюбленной, неискушенной и чистой, отдать ему себя без остатка разрушило и смело оставшиеся преграды. Руки Ивейна, словно сами по себе, обняли ее, он с жаром ответил на ее поцелуй, раздвигая полуоткрытые губы. Юноша покрывал поцелуями ее шею, спускаясь все ниже, до той ложбинки, где были тесемки рубашки, – Анья как раз их развязывала, когда друид появился, – и жаркое, неистовое пламя охватило невинную девушку, она вся выгнулась, прижимаясь теснее к Ивейну. Судорожная, невыразимая сладость волной прокатилась по ее телу.
Почувствовав эту дрожь, Ивейн и сам содрогнулся от страсти. Он уложил ее на спину, на пушистый ковер из мха, устилавший укрытие. Голос разума потонул в безрассудном тумане желания, он не противился, с радостью подчиняясь тому, к чему так страстно стремился. Жрец знал, что совершает ошибку, знал, что позднее пожалеет об этом, но он решил подарить им обоим этот единственный час безнадежной любви, хоть ненадолго утолив полыхавший в них страстный огонь.
Торопливо, неловкими пальцами юноша стал расстегивать ее платье. Взгляд его с наслаждением скользил по ее пышной груди. Он тотчас же, как накануне, обнажил ее плечи – но душа его теперь полнилась не запретными искушениями, а обещанием высшего, сладчайшего удовлетворения.
Синий горячий взгляд Ивейна, полыхнув, точно молния, предвещавшая бурю, обжег Анью, закрутил ее в огненном вихре, а когда пальцы юноши с нежностью, легонько касаясь, провели по ее щекам, по набухшим от страсти полуоткрытым губам, девушка слабо вскрикнула. Тонкие руки взметнулись в безмолвной мольбе, но Ивейн не хотел торопиться, уступая ее неискушенным желаниям. Он не был по природе себялюбив и теперь, в этом слиянии с возлюбленной, хотел обуздать свою жажду свершения. Он должен сделать так, чтобы единственный час их любви стал столь незабываемым, столь прекрасным, что им до самой смерти хватило бы воспоминаний о нем.
Ивейн попытался утишить отчаянное биение сердца, а руки его уже начали свою волнующую игру. Чуть касаясь, лаская и обжигая, они поднимались вверх – от первых, еле заметных округлостей бедер до нежных ямочек под мышками рук, обвивавших его широкие плечи. Вверх и вниз они скользили легко и проворно. Жрец улыбался, но возбуждение его все росло. Вновь и вновь, пока руки его не тронули грудей.
Когда наконец пальцы Ивейна скользнули по шелковистому атласу груди – томительно, легонько, чуть заметно касаясь, – Анья вскрикнула и инстинктивно попыталась притянуть их поближе. Но Ивейн тут же отдернул их, и из горла девушки вырвался тихий стон. Потом она поняла, что он только хотел сбросить свою рубашку одним легким, неуловимым движением. Зеленые глаза с любопытством наблюдали за Ивейном, но все произошло так быстро, что Анья едва успела заметить широкую обнаженную грудь и мощные бугры мускулов. И все же ее поразила суровая мужская красота Ивейна.
