Анжелика чувствовала себя предательницей. Она принялась писать бесконечные письма Филиппу, но он не отвечал. Это страшно угнетало ее. Наступит ли время, когда Филипп снова полюбит ее?
Анжелика попыталась заняться сборами Кантора. Но вот уже и Кантору уезжать. Он уселся в экипаж де Вивонна вместе со своим наставником Гаспаром де Роканоном. На Канторе был костюм из зеленого шелка, который очень подходил к цвету его глаз, он был отделан галунами и бантами. Черная бархатная шляпа с белым плюмажем венчала кудрявую голову. Неизменная гитара была с ним, как любимая игрушка у капризного ребенка. Это был прощальный подарок Анжелики.
Инструмент был сделан из лучших сортов дерева, был отделан перламутром и изготовлен лучшими мастерами Парижа.
Барба плакала горькими слезами, а Анжелика старалась не выдавать своих эмоций. Такова жизнь. Дети всегда вырастают и уходят от родителей, и каждый уход ранит материнское сердце.
С возросшим интересом следила теперь Анжелика за событиями на Средиземном море. Турки безуспешно пытались одолеть последние бастионы христианского Средиземноморья. Французский флот был послан туда с секретной миссией.
Анжелика улыбнулась про себя, подумав, что Кантор ее тоже крохотный винтик в этом большом механизме, в этом святом деле. Она представляла его стоящим на палубе корабля, державшим неизменную гитару в руках, ленты которой развевались по ветру под безоблачным небом.
Она старалась быть поласковее с Флоримоном, испугавшись, что ему будет не хватать Кантора или он начнет ревновать к судьбе брата, которому светила удача и слава. Но вскоре она заметила, что хотя Флоримон и был нежным братом, но отъезд Кантора не слишком его расстроил.
Флоримон был очень деятелен. Он и десяти минут не мог просидеть спокойно. На уме у него всегда были тысячи дел: выезд на лошади, натаскивание собак, чистка оружия. Зато он очень не любил уроков латыни аббата де Ледигера. Сколько раз он хвастался своими успехами в фехтовании. Он любил показывать матери только что выученные приемы.
— Смотри, мама, смотри на меня. Я парирую, делаю выпады и колю. Прямо в сердце. Мой противник падает замертво!
Как он был красив! Радость жизни горела в нем, точно пламя. Как быстро возмужало и окрепло детское сердце! А пожалеет ли он ее, если ей случится попасть в беду?
***
Новость о битве при мысе Писсаро пришла в Париж в середине июля, во время последнего праздника, который король давал накануне отъезда в Лоррейн. Флот де Вивонна был атакован у берегов Сицилии турецкими галерами, во главе которых стоял изменник — алжирец по имени Рескатор. Сражение скорее всего напоминало перестрелку. Но два корабля из двадцати все же потонули.
На одном из кораблей находилась вся прислуга месье де Вивонна. Стало известно, что вместе с судном на дно морское пошли три его секретаря, десяток поварят, четверо лакеев, все двадцать мальчиков-хористов, исповедник, оруженосец и вместе с ними маленький паж-гитарист.
Лето на некоторое время прервало придворные развлечения, и это позволило Анжелике побыть в Париже наедине со своим горем. Она просто не могла поверить в это печальное известие. Она отказывалась понимать случившееся.
Барба плакала днем и ночью, пока Анжелика, беспокоясь за ее здоровье, не отругала ее.
— Конечно, мадам, конечно, — рыдала служанка, — но вам этого не понять. Мадам, вы не любили его так, как я!
Расстроенная Анжелика оставила ее и вернулась в свою комнату. Там она села у окна.
Наступила осень, и целыми днями моросил дождь. Вечернее небо отражалось в мокрых мостовых.
Анжелика спрятала лицо в ладонях. На сердце было тяжело, и ничто не могло облегчить горестную ношу.
Цоканье копыт по мостовой привлекло ее внимание. Она взглянула в окно, и на мгновение ей показалось, что она узнала во всаднике Филиппа. Но ведь маркиз в армии, там же, куда уехал и король. Но вот показался еще один всадник. На этот раз она не сомневалась — это был Ла-Виолетт. Она узнала его по гигантской фигуре, хотя он ехал, согнувшись под моросящим дождем.
Итак, первым все-таки приехал Филипп. Она услышала его шаги в зале, и вот появился он, забрызганный грязью до самого ворота. Вода ручьем стекала с широкополой шляпы и длинного плаща. Навстречу Филиппу поднялась Анжелика.
— Вы промокли до нитки, — сказала она грустно.
— Дождь идет с самого утра, а я скакал без остановки.
Она позвонила и вызвала слуг.
— Я прикажу подать горячий ужин. Надо разжечь камин. Почему вы мне не сообщили о своем возвращении, Филипп? Ваши комнаты еще не закончены. Я не ожидала, что вы так быстро приедете. Я думала, что будет достаточно времени для перестановки.
Он стоял, широко расставив ноги, как будто не слыша ее слов.
— Я слышал, что ваш сын погиб.
За этими словами последовало напряженное молчание.
— Он так мечтал о море, — продолжал Филипп, — и вот его мечта исполнилась. Я знаю — Средиземное море бескрайнее, голубое, золотое по краям, словно королевский штандарт. Это достойный саван для маленького певца.
Анжелика расплакалась. Ее слезы смутили Филиппа. Он положил ей руку на голову.
— Вы боялись, что его развратят. Смерть спасла его от позора. У каждого своя судьба. Он радовался жизни, у него была любящая мать…
— Я никогда не уделяла ему достаточного внимания, — терла Анжелика заплаканные глаза.
— Но вы же любили его. Вы подарили ему то, в чем он нуждался, — уверенность в вашей любви.
Анжелика слушала его с каким-то смутным беспокойством.
— Филипп! — вдруг воскликнула она. — Вы хотите уверить меня, что вы уехали из армии и проскакали целый день только ради того, чтобы утешить меня?!
— Это не единственная глупость, которую я совершаю ради вас. Я привез вам подарок.
Он вытащил из кармана потертую кожаную сумочку, открыл ее и вынул ожерелье, состоящее из золотой цепи с прикованными к ней тремя дисками червонного золота, на которых сияли два неограненных рубина и огромный изумруд. Весь этот великолепный ансамбль был так грубо обработан, что скорее подходил для кого-нибудь попроще.
— Это фамильное украшение женщин из рода дю Плесси де Бельер, носится оно на груди. В течение столетия оно придавало мужество женщинам нашего рода. И оно достойно женщины, которая не пожалела жизни своего сына на благо страны.
Он подошел к Анжелике и повесил ей украшение на шею.
— Филипп, — изумилась Анжелика, — Что это значит?
Разве вы не помните условий нашего спора в тот день на ступеньках Версаля?
— Я все хорошо помню, сударыня, вы выиграли.
Филипп раздвинул локоны на голове Анжелики и запечатлел на ее затылке долгий поцелуй. Она не шевелилась. Он приподнял ее голову и заглянул ей в лицо. Она плакала.
